«Я хочу быть юмористом №2». Гарик Харламов — о YouTube, сериалах и Comedy
. РБК Life поговорил с юмористом о новой должности и конкуренцииГарик Харламов в интервью рассказал о конкуренции и ребрендинге Comedy
В конце июля 2024 года Гарик Харламов вошел в состав креативных продюсеров одного из самых популярных шоу телеканала ТНТ — Comedy Club. В этом году проекту, благодаря которому на российском телевидении появился жанр стендапа, исполняется 20 лет. Юбилейный сезон в обновленном формате стартует на ТНТ уже 20 сентября.
В интервью РБК Гарик Харламов рассказал, чем отличается российский юмор от американского, почему у Comedy Club до сих пор не появилось конкурентов и зачем российскому кинематографу нужен «открытый» YouTube.
— Во-первых, поздравляю вас с новой должностью!
— Спасибо большое, очень приятно.
— Как и почему произошло это назначение?
— Несколько месяцев назад наш креативный продюсер Алексей Ляпоров расширил свои полномочия. Он захотел вернуться в свое изначальное ампула: писать сериалы и другие проекты. А заниматься Comedy Club нужно с утра до ночи, причем только Comedy Club, потому что на все остальное просто не хватит времени и сил. Мы решили делегировать эту должность кому-то еще. И этим «кем-то еще» оказался я. Не скажу, что отношусь к этому как к какому-то подарку или призу. Мне искренне приятны поздравления, не подумайте. Но это большая ответственность. Я к этому отношусь с неким трепетом. Если раньше я отвечал исключительно за свои миниатюры, то сейчас мне придется держать под контролем всю передачу в целом.
— Почему выбор пал на вас? Вас поймали в коридоре и сказали: «О, Харламов, ты теперь продюсер!» — или вы сами предложили свою кандидатуру?
— Ориентировались на занятость и желание других. Будем говорить прямо, это же лишний геморрой. Для меня это не было в формате «ура, я продюсер!» Я никогда не стремился им быть. Но так вышло, что у меня есть свободное время. Кроме того, я знаю все нюансы программы. За эти 20 лет с момента основания нашей замечательной веселой кибитки юмора я изучил весь процесс «от и до». И главное — представляю себе, что хотелось бы изменить.
— А что хотелось бы изменить?
— Да все, пожалуй. На самом деле 20-й юбилейный сезон много чем интересен. Во-первых, 20 лет — достаточно большая веха, показатель пройденного пути. Для человека 20 лет — это уже, прямо скажем, не ребенок.
— И школу закончил, и от родителей съехал...
— Уже все, уже взрослый! Соответственно, за 20 лет и наша передача эволюционировала. И это тот самый период, когда можно попробовать сделать какой-то новый шаг. Раз уж мне доверили руль, так давайте наш корабль перекрасим, залатаем все дыры и поплывем бороздить новые воды. Изменения будут достаточно глобальные, на мой взгляд. И сами резиденты, и авторы, и вся продюсерская команда передачи согласны, что необходимость в новой истории назрела. Я сейчас максимально интригую, потому что не могу раскрывать все карты. Но изменения коснутся практически всего — от сцены, декораций, костюмов и до новых резидентов.
— То есть айдентика шоу тоже будет меняться?
— Абсолютно. Будет новая музыка, будет иной визуальный ряд. Мы сейчас попытаемся взять все хорошее, что было вначале, и не растерять все хорошее, что набралось по пути. Потому что последние семь лет мы существовали на большой сцене в формате телевизионного шоу. Сейчас мы хотим вернуться к формату клуба.
— Почему?
— Я считаю, что большое количество людей, яркий свет и телевизионная студия убивают юмор. Исчезает атмосфера вечера. В чем особенность юмора? Если вы расскажете анекдот утром в понедельник, его мало кто поймет. А тот же анекдот вечером в пятницу встретит совсем другую реакцию. Мы хотим вернуть вот такую клубную атмосферу пятничного вечера, чтобы люди приходили смеяться, отдыхать и получать позитивные эмоции.
— Когда вы отчетливо осознали, что необходима вот эта перемена?
— Когда мы промотировали фильм «Теща». Я сел тогда в зале на премьере и внезапно поймал себя на мысли, что вот эти софиты, которые бьют мне в лицо, и вот это вот состояние, что я на съемке, убивают вечерний вайб. Я не был расслаблен совершенно. В голове все время крутилось, что я должен как-то выглядеть, должен что-то говорить…
— Осаночку держать!
— Да-да, именно. А Comedy Club все-таки не про это. Это в первую очередь клуб, и во вторую — комедийный.
— Ребрендинги обычно проводят, когда компания переживает кризис и хочет быстро вернуть себе аудиторию. Причем нередко они имеют обратный эффект. Не боитесь ли вы, что радикальная смена общего формата может быть воспринята зрителями негативно?
— Я вновь приведу вам метафору с кораблем. Вот мы уже семь лет на нем едем в одном и том же формате. Все минусы и плюсы мы уже изучили. У нас выбор какой? Либо ехать дальше на этом же корабле, и тогда шанс утонуть с каждым днем будет все больше, либо залатать дыры и попробовать его реанимировать.
— Неужели Comedy Club тонет?
— Comedy Club не тонет. Тем не менее мы взвесили все плюсы и все минусы и поняли, что надо рискнуть и проапгрейдить проект. Есть вещи, которые уже стали атавизмами. Например, музыкальная составляющая. Музыка как явление за последние лет десять поменялась радикально. А мы остались на том же месте. Я бы сравнил грядущие перемены с новым iPhone. У каждой новой модели новая камера, новый корпус. Но это все тот же iPhone. Так будет и с Comedy Club. Не подумайте, что 20 сентября, когда выйдет первый обновленный выпуск, на сцене в роле ведущих будут Джигурда и Волочкова. Нет. Все любимые персонажи остаются. Но вселенная Comedy будет расширена.
— Перемены в шоу, которое существует 20 лет, — это для российского телевидения скорее исключение, чем правило. Обычно крупные каналы размышляют в парадигме «работает — не трогай», а общий подход консервативен.
— Возможно. Но давайте посмотрим на такой известный долгострой, как КВН. КВН существовал, по сути, в монополии. Не было второго КВН, не было конкуренции. Вплоть до появления Comedy Club. Да и сам Comedy Club долгое время был один в своем роде. Это потом уже наши собственные «дети» начали составлять нам конкуренцию: те же стендапы, «прожарки», «Уральские пельмени», коих тьма тьмущая и в Сети, и на телевидении. Конкуренция — это всегда хорошо, потому что она не дает нам самим засахариться и почивать на лаврах. И тем не менее именно Comedy Club остается уникальным явлением. Уберите его — и ничего взамен не найдется. Хотя многие и на других каналах в том числе пытались сделать что-то похожее.
— Почему у других не сработало?
— У Comedy Club было какое-то уникальное совершенно стечение обстоятельств. Во-первых, все сливки юмора на тот момент как раз закончили играть в КВН: и Паша Воля, и Гарик Мартиросян, и Вадик Галыгин, и Сестры Зайцевы, и мы с Батрухой, и Артур Джанибекян как продюсер, который сделал эту передачу такой, какой мы ее знаем. Мы все вместе собрались в один коллектив, получился совершенно уникальный dream team. У аналогов на других каналах не было такого количества авторского потенциала.
Во-вторых, у нас получалось делать программу быстро. Юмор тем веселее, чем он своевременнее. В этой части нам, кстати, намного сложнее конкурировать с интернетом, где на любую ситуацию уже через пять минут будут десятки мемов и шуток.
Я не думаю, что кто-то сможет повторить Comedy Club. Во-первых, сам подход с посылом «повторить» уже убивает любую идею сразу. Повтор, как правило, крайне редко бывает удачным. Во-вторых, такую авторскую группу уже не получится собрать никому.
— КВН вы сейчас воспринимаете как конкурента?
— Нет. КВН все еще прекрасен. Но это не профессиональная деятельность. Это командная игра. Сначала ты три месяца пишешь материал, ищешь спонсоров, собираешь команду, потом отыгрываешь, если повезет, четыре игры в год и все. Comedy Club — это 25 передач в год. Каждую пятницу — «вынь да положь». Это съемки, это отбор материала, это монтаж. Ты постоянно в этой деятельности с утра до ночи. Более того, у нас совершенно разные каналы, совершенно разная аудитория. КВН — это все-таки дети, студенты, а у нас — «18+» и наверх.
— Возвращаясь к вашему назначению. Вы не единственный креативный продюсер Comedy Club. Как вы будете сосуществовать вместе?
— Артур Джанибекян как был генеральным продюсером, так и остается. Я буду заниматься исключительно этим 20-м юбилейным сезоном. О дальнейшем пока никаких разговоров нет. Получится — я буду счастлив. Что-то пойдет не так — меня поменяют. Забегать вперед не хочу.
— То есть контракт у вас на определенный срок?
— На год. И так было все 20 лет.
— Вы обмолвились, что Comedy Club невозможно ни с чем совмещать. Тем не менее вы активно работаете в кино. Будете брать паузу?
— Нет. Я буду искать пути для совмещения. На днях мы закончили снимать «Гусара 2». У меня в работе проект «Ошуительное Хоу», сейчас я озвучивал попугая Кешу для фильма «Возвращение попугая Кеши», потом будет Нафаня для «Домовенка Кузи», сериал «Теща 2». Набирается больше 15 проектов параллельно. Плюс еще надо иногда поболеть, с женой пообщаться, какие-то бытовые дела поделать. Но придется находить время.
— За прошедшие 20 лет как в Comedy Club изменился подход к юмору, к отбору тем для шуток?
— Подход на самом деле не поменялся. Да и не мог поменяться. Это как в музыке, где у тебя как было семь нот, так и осталось. А ты давай из этих семи нот каждый день складывай новую музыку. По тем же правилам работает и юмор.
— Какие у вас «семь нот»?
— Комедия положений, например. «Монти пайтон» — это когда ты какую-нибудь ересь доводишь до абсолюта и на этом строишь номер. Музыкальные номера, жанр переделки песен в шуточный формат. Все вот эти инструменты юмора испокон веков не меняются. Нет никакой суперинновации. С течением времени меняются только темы. Посмотрите КВН за 1987 год — вы же вряд ли даже улыбнетесь. А там в зале люди смеются, потому что тогда это было актуально, им это отзывалось. Меняются и темы, на которые шутить не будешь. Тем не менее лекала одинаковы.
— Вы оговорились, что появляются темы, на которые шутить не будешь. Стало ли таких тем больше?
— У нас всегда они были, это нормально. Объясню, почему. Возьмем Канаду, например. В стране за 100 лет не поменялось ничего. И не сказать, что канадский юмор очень известен в мире. Мало о чем можно шутить. Как говорят китайцы, самое сложное — жить в эпоху перемен. Но зато как интересно! У нас сколько всего было? Я с Советского Союза с ума схожу от того, что происходит. Я пионером был, хотел носить этот галстук. А потом мне сказали: «Да это все чушь, вранье». И понеслась: 1990-е, пандемия и так далее. Это все дает почву для юмора. Юмор — это вообще наша национальная черта. У нас во времена Великой Отечественной войны люди шутили и смеялись. С бедой, с проблемой какой-то гораздо легче справиться, если ты шутить.
— Какие темы были табуированы десять лет назад?
— Это 2014 год. Мы старались не трогать политику, как и сейчас. Эта тема очень скользкая. Иногда мы заплываем на это поле, недавно я на Си Цзиньпиня пародию делал. Но аккуратно. Какие-то религиозные, церковные темы мы стались тоже никогда не трогать. Очень сложно не задеть чьи-то чувства. Межнациональные моменты, которых и тогда было немало, и сейчас, мы пытаемся обходить стороной. Все-таки это телевидение, это большие охваты. В интернете, кстати, ты можешь себе позволить намного больше. Правда, часто за это потом приходится извиняться.
— Как происходит момент внутреннего выбора: вот эта шутка классная, точно зайдет и будет хороша, а вот тут мы сейчас рискуем нарваться на неприятности?
— Мы делаем проверочные вечеринки перед эфиром. На них обкатываются все потенциальные шутки. Номер, который в силу контекста сильно нам смешон, мы называем «мышь». И часто бывает, что именно эти «мыши» в зале, на публике абсолютно проваливаются. Народ просто не понимает, о чем мы говорим. Мы всегда анализируем такие истории, и обычно оказывается, что это такая мышь, которая пробежала, нас самих посмешила и убежала. Внутряк, который дальше нас никуда не пойдет.
— Чем наш юмор отличается от западного, где формат стендапов как таковых изначально и появился? Изобрели ли мы что-то свое?
— Безусловно. До Comedy Club я жил в США, в Чикаго, и там действительно было много комедийных клубов. Но различия колоссальные. Во-первых, там исключительно стендап. Выходит стендапер, зачитывает программу, уходит, выходит следующий — и так далее. Такого Comedy Club, как у нас, нет нигде. Наш Comedy Club — это ассорти. Вот вышли мы с Пашей Волей, поговорили с гостями. Потом вышли музыканты, спели. Вышла Марина с Демисом, разыграла сцену. Вышел Синяков, показал какие-то видео. Как я и сказал — это ассорти, набор разных форматов. К тому же в США сейчас очень сильно влияет на артистов культура отмены. У них юмор в упадке. Не потому что там какая-то бравада или отсутствие смысла. Потому что им сейчас нельзя шутить ни про что вообще. Не дай бог «черного» упомянул, не дай бог что-то о политике сказал, не дай бог трансгендера ущемил. У нас в этом плане руки развязаны намного больше. Хотя и у нас есть проблемы.
— Например?
— Есть сложности с музыкальными номерами, связанные с очисткой авторских прав. На каждый номер правообладатель должен дать нам официальное разрешение пошутить внутри его авторского текста. И убедить его в этом крайне сложно. Одно дело, когда ты на сцене поешь песенку: «Опять метель, какого х**, ведь уже апрель», — это смешно. И другое дело, когда ты пишешь это в тексте и отправляешь официальным письмом правообладателю, а он оскорбляется и говорит: «Да пошли вы все». В этом проблема.
— Часто такие кейсы бывают?
— Каждый раз. Но это уже привычный творческий внутренний процесс.
— Следите ли вы за вкусами, предпочтениями совсем молодой аудитории? Легко ли им угодить в юморе?
— А мы не пытаемся им угодить. У нас нет такой цели. Во-первых, у нас своя аудитория, и это далеко не подростки. Моим сестрам 22–23 года, они всю жизнь живут с тем, что их брат выступает в Comedy Club, они приходят, смотрят, но это совершенно не их формат. И я прекрасно это понимаю, это нормально. У нас нет задачи привлекать какую-то молодежь до 18 лет. У нас есть своя аудитория, своя публика, которая нас любит. Есть и хейтеры, кстати.
— С каким хейтом чаще всего вы сталкиваетесь?
— Начиная от грязных трусов во всех «желтых прессах» и заканчивая личным буллингом. На любой номер, который мы выкладываем где-нибудь в YouTube, обязательно найдется кто-то, кто обосрет, это нормально. Обычно люди, которые этим занимаются, этим живут, это их подход ко всему. Так что я к хейту очень спокойно отношусь. Собаки лают, караван идет.
— Вы уже рассказали, чем отличается подход к созданию шуток у нас и на Западе. А чем отличается чувство юмора у зрителей?
— Сильно отличается на самом деле. Оно идет из воспитания, из кругозора, из менталитета, из того, что ты читал, куда ты ходил, что ты смотрел. У многих, к сожалению, чувство юмора вообще отсутствует. Такие люди любую шутку воспринимают как агрессию. Мне их очень жаль. Мне кажется, такие люди глубоко несчастны.
— Россияне тяготеют к юмору?
— У нас он в крови. У американцев тоже, безусловно, но там совершенно иной менталитет. Мало того, что, как я уже сказал, у них сейчас вообще сложно шутить, так они еще и шутят на свои темы. Нам их юмор кажется тупым. На самом деле у них просто совершенно иное мировоззрение, совершенно другой взгляд. Я не скажу, что он какой-то плохой. Они просто живут внутри своей экосистемы. И им совершенно неважно, что происходит вокруг. У нас народ другой. Нам исторически всегда было интересно, что происходит в мире. В Англии, например, чувство юмора очень близко к нашему. Они очень любят посмеяться. Раньше я то же самое мог бы сказать про французов. Но сейчас на фоне политической ситуации стало сложнее. Олимпиаду смотришь — это уже другой вид юмора.
— Вы, кстати, следите за Олимпиадой?
— Нет. Для меня это странное все. Футбол — да, это классно. Это мой вид спорта, я с удовольствием люблю смотреть.
— За кого болеете?
— ЦСКА, обязательно. Олимпиада сейчас — это что-то странное. Мне кажется, к спорту это не имеет отношения. Азарта нет. Но я слежу за тем, что попадает в Telegram или в YouTube: скандалы вот эти, тот же турецкий стрелок, который разошелся на мемы.
— YouTube у вас работает?
— Пока да.
— Есть опасения, что это ненадолго. Видите ли вы в этом какую-то проблему для себя и как для продюсера, и как для пользователя?
— Я не такой сильный пользователь YouTube. Хотя это удобная история, иногда очень помогает. Если речь идет о закрытии, прям закрытии YouTube в России, то возникает острый политический момент. Я считаю, что такое закрытие YouTube — не очень правильная идея. Потому что это единственное окно, где мы можем показывать свой материал на весь мир. Тот же «Мосфильм» — там же огромное количество наших проектов! И YouTube — это единственное окно, через которое мы можем как-то влиять на западную аудиторию. И просто так его захлопнуть? Я не понимаю, зачем. Мне кажется, что это вопрос чисто механический. Скорее всего, это связано больше с тем, что из-за санкций у нас ломается система работы, сервера. Надеюсь, что причина в этом. Закрывать с нашей стороны, я считаю, бессмысленно. Это мое мнение.
— Насколько вообще российский контент доходит до западного зрителя?
— В условиях санкций сложно сказать. Но если мы еще и YouTube закроем, тогда вообще ничего российского они в Европе и в США никогда не увидят.
— Вам нравится современное российское кино?
— Сейчас у нашего кино период взлета. Но почему-то на этом фоне сузился пул тем. Пошли одни сказки. Я не против, это замечательные проекты. Но почему у нас такой жанровый тупик? Причем так всегда было: мы снимаем либо про войну, либо сказки. У нас даже на Новый год всю кассу собрал «Т-34». Сколько жанров, в которых можно так много всего придумать! Снимите классный фильм ужасов. Жанров-то тьма, как и тем. Надо реализовывать.
— За зарубежными проектами следите?
— Да, я много чего смотрю. Из последнего — прекрасный сериал «Темная материя». Я получил удовольствие не меньше, чем от «Игры престолов». «Сегуна» мы сейчас посмотрели, прекрасная качественная работа. Да и российских много хороших. Сериалы — это же как семечки, это никогда не надоест. Мы сейчас перед сном с Катюхой (Катерина Ковальчук, жена Харламова. — РБК Life) вообще «Доктора Хауса» пересматриваем. Она его, кстати, не смотрела. Это поразительный феномен: в наше время за такой сериал все его создатели были бы отменены и пошли бы в тюрьму. Там в первой же серии Хаус говорит герою Омара Эппса (афроамериканский актер. — РБК Life): «Если бы победил Юг, я бы мог тебе не платить». Такие шутки сейчас табуированы по всем фронтам. Те же кинокомиксы, кстати. Я с детства фанат Бэтмена. Тот же «Гарри Поттер». Куда мы денемся от этого? Никуда. Нового Assassin's Creed (серия видеоигр. — РБК Life) жду не дождусь. Я во все это очень глубоко погружен. Хотя у меня так мало времени на это остается, что приходится опаздывать на важные встречи. Отсюда, кстати, все легенды про мои опоздания.
— Российский кинематограф западному конкурент достойный?
— Мы были бы конкурентами, если бы у нас был выход на мир такой же, как у них. Корейский опыт показывает, что это возможно. Какой сериал сейчас ждут вообще все? Второй сезон «Игры в кальмара»! Корейцы взлетели на этом проекте невероятно круто, молодцы. Значит, есть возможности.
— У нас получится так, на ваш взгляд?
— В какой-то перспективе, я думаю, да. Но это вопрос времени. Пока эта перспектива туманна, поскольку время тяжелое. Но творчество не стоит на месте никогда. И, я думаю, мы как-то пробьем эту стену. Возможно, в какой-то момент у нас будет мировой прокат «Чебурашки 3». Хотелось бы.
— Какие еще проблемы киноотрасли обсуждают в кулуарах продюсеры?
— Проблема новых лиц. Я прекрасно отношусь к нашим артистам. К тому же Саше Петрову, он мой хороший друг. Но у нас есть какая-то зашоренность: давайте обязательно запихнем его везде, потому что он принесет кассу. Это странный путь. Почему-то никто не пытается разнообразить палитру артистов. Талантливых людей много, хотя все они в основном работают в театрах. Школа подготовки для кино еще в 1990-е, на мой взгляд, сломалась. Нашим продюсерам и режиссерам надо побольше ходить в театры, искать там новые лица.
— Вы упомянули Александра Петрова, который сейчас везде. Но так и Гарик Харламов сейчас везде, если говорить про мир юмора!
— Соглашусь. Но в мире кино конкуренция среди артистов огромная. Неужели роль, на которую взяли актера Х, не сможет сыграть актер Y? Сможет! Талантов тьма тьмущая. А у Comedy Club такой конкуренции нет. Я был бы счастлив, если бы появился еще хотя бы один продукт, с которым мы будем конкурировать. Такого нет. Есть много стендаперов, которые активно выступают сами по себе. Но, как показывает практика, человек, попадающий на сцену Comedy Club, почему-то вдруг растворяется. Даже если речь про известного артиста. Пожалуйста, наши двери открыты. Если ты готов занять место Гарика Харламова — приходи, мы всегда ждем.
— Кастинг проводит сам Гарик Харламов.
— Пожалуйста, я только за. В силу того, что я ленивый трудоголик, я с удовольствием делегирую это все новому замечательному юмористу.
— До сих пор кандидатов не было?
— Были, приходят, пробуют. Но для юмориста важен высокий кредит доверия. Представьте: вы стоите компанией. Подходит к вам левый неизвестный чувак и начинает рассказывать анекдоты. Как вы среагируете? А вот если подойдет близкий друг, которого вы давно знаете, — реакция будет другая. Кредит доверия у вас сработает, вы ему позволите себя рассмешить. Так же работает и на сцене.
— Получается, что неизвестный человек не сможет рассмешить массовую аудиторию?
— Один раз сможет. Но у нас же конвейер. Один раз любой сможет выступить, если постарается. А теперь делай это каждую пятницу на протяжении десятка лет.
— У вас выгорания никогда не было?
— Было.
— Как боролись?
— Раз в пять лет примерно наступает момент, когда я понимаю, что мне становится тесно. И обычно в такие моменты я ухожу в совершенно другую сферу, где у меня до этого вообще ничего никогда не получалось. Так мы, кстати, в свое время сделали шоу «ХБ» с Батрухой (Тимур Батрутдинов. — РБК Life). Так же появился сериал «Гусар». Сеть «Хот Дог Бульдог», например. Мы ведь с этой франшизой попали под коронавирусные ограничения, под все на свете. Наломали дров. У нас был кассовый разрыв под 60 млн руб. Я вливал огромное количество собственных денег. Сейчас мы вышли наконец-то на плато и начали впервые за все это время зарабатывать.
— Какие сферы следующие на прицеле?
— Сейчас вот еще кино хочу сделать. Я считаю, что в кино у меня до сих пор ничего масштабного не получилось. Я не актер, это надо понимать. Актер — это совершенно другая профессия, это драматические ребята. Я артист, юморист. Поэтому для меня кино пока еще вызов, я его еще не победил. И это меня очень радует. Если у меня что-то не получается, я воспринимаю это как новую возможность. Это важный мотиватор. Поэтому я ненавижу, когда мне говорят, что я «юморист № 1». Если ты № 1, то все, ты больше ничего не сделаешь, дальше только вниз. А это даже ментально очень неприятно. Поэтому я хочу быть «юмористом № 2».
