«Без восприятия боли быть артистом нельзя». Сергей Безруков — о «Воздухе»
. РБК Life поговорил с актером о фильме Алексея Германа-младшегоСергей Безруков — о фильме «Воздух»: «Без восприятия боли быть артистом нельзя»
Сергей Безруков на премьере фильма «Воздух» в кинотеатре «Октябрь» в Москве. 18 января 2024 года
18 января на большие экраны вышел «Воздух» — военная драма Алексея Германа-младшего с Сергеем Безруковым, Анастасией Талызиной и Еленой Лядовой. Производство фильма, посвященного всем женщинам на фронтах Великой Отечественной войны, началось еще в 2018 году, но затянулось в первую очередь из-за пандемийного перерыва. Процесс был трудоемкий и во многом стал испытанием для всех участников — режиссеру требовалось много дублей, в то же время сцены полетов снимались в павильоне «Главкино» на фоне LED-экранов: в кабинах самолетов, закрепленных на гимбл, актеры ощущали настоящие перегрузки, и этот натурализм хорошо видно в кадре. Спустя пять лет картина полностью готова и ждет зрителя.
РБК Life встретился с Сергеем Безруковым, который исполнил в «Воздухе» роль командира авиационного полка Алексея Астафьева, вынужденного считать жертвы, которые его полк несет после каждого подъема в воздух, и поговорил с ним о фильме, характере персонажа, молодых артистах, а также о том, какую роль сейчас в жизни общества играет история.
— В «Воздухе» вы практически предстали в образе того самого солдата, который «не знает слов любви».
— Знает, но это не ко времени.
— Герой, Алексей Астафьев, уже устал от принятия тяжелых решений. Он даже немного нуарный, с трубкой в зубах. Расскажите, как вы собирали этот образ?
— Я думаю, что тут по-человечески с образом все ясно. Ты, как командир полка, должен выполнить приказ, а тебе больно, когда гибнут ребята, ты гибнешь вместе с ними каждый раз. Ты недоволен несовершенством самолета, несовершенством двигателя, пытаешь главного конструктора своим вопросам «когда?». Люди ведь гибнут. Как это принять? Но есть слово «долг». На войне понятия «я не могу» не существует. Тем более у командира авиационного полка.
Кадр из фильма «Воздух»
Поэтому и с сердцем у него возникают проблемы — сердечные силы кончаются, причем в тот самый момент, когда он говорит: «Значит, все не зря». На его сердце колоссальное количество рубцов, которые не заживают. Терпеть несправедливость — еще один рубец. Он же знает историю семьи главной героини (Жени в исполнении Талызиной.— РБК Life), ее отца, которого расстреляли за сказанные им правдивые слова. В этом судьба страны. Астафьев все понимал, но молчал. А кто-то не молчал, и теперь его нет. И Астафьев вынужден пережить и это и продолжать выполнять свой долг.
— И понимает последствия своего молчания.
— Понимает. Конечно же, это какое-то внутреннее оправдание, когда он берет ответственность сделать из девчонки со сложной судьбой (она в конечном итоге отреклась от родителей) настоящего воина. В очень страшной сцене он настаивает: «Ты должна убить!» Как это выдержать, даже по-человечески? Она же девчонка совсем! Но на войне нет мальчиков и девочек. Она должна убить немца, или немец убьет ее. Выбора нет. Ты выходишь в воздух и идешь в бой, надо уметь стрелять. Деться некуда — враг в небе.
Командир должен проявить эту жесткость, взять на себя ответственность и воспитать в ней эту автоматическую реакцию в безвыходной ситуации, чтобы дать ей возможность выжить, доказать в какой-то степени самой себе, что она поступает правильно, и, может быть, отомстить. Все вместе.
Есть очень важная фраза, которую говорит Астафьев, когда они в двойном с Женей в полете расстреляли немецкий истребитель: «Мы воюем за лучшее в нас».
На съемках фильма «Воздух»
— За лучшее в нас надо воевать?
— Получается так. Здесь, особенно после первых кадров фильма, невозможно другое решение. Особенно когда расстреливают девчонок, когда немец превосходит в технологиях и скорости, убивая детей и стариков. Это то, что невозможно простить.
— Мы сейчас говорим о «немце» как о силе, которой невозможно противостоять.
— Конечно. Они ведь прекрасно понимали, кого расстреливают. Не нужно надевать на врага розовые очки. Они видели, на кого сбрасывают снаряды, — это показано, например, в сцене с караваном, которым пытаются эвакуировать женщин, детей и стариков из Ленинграда.
— Эта открывающая фильм сцена совершенно сокрушительная, разумеется, и сразу дает контекст.
— Систему координат. Здесь нет иллюзии на тему «давайте пофантазируем». Насколько можно в этих условиях остаться человеком, а насколько нет — возникает вопрос.
У Астафьева есть любимая — Рита (Елена Лядова), они мечтали о семье, о детях. «Теперь ты добилась своего, у нас есть мальчики и девочки», — говорит ей Астафьев в фильме. Это два аса, которые созданы друг для друга, но вместе быть не могут. Они та самая семья, которая разрушена войной.
— Как считаете, в какой момент Астафьев смог проникнуться чувствами к Жене?
— Человек не может без любви. Любовь — это жизнь, та сила, которая способна удержать человеческое в человеке. В моем герое есть любовь. Любовь с Женей… Это не то, что продолжение любви к Рите, так легко одного человека в душе не заменить другим. Для Жени командир — это, конечно, фигура отца, и мой герой это прекрасно понимает. Но для них обоих это возможность, вернее, даже необходимость любить кого-то. Им обоим некому письма писать, негде найти просвет.
Рита и Астафьев (Елена Лядова и Сергей Безруков). Кадр из фильма «Воздух»
— Чувство, которое возникло между Женей и Астафьевым, напоминает «поцелуй над могилой» у Тарковского в «Ивановом детстве», только в «Воздухе» это происходит на фоне «могилы», которую представляет собой вся охваченная боями страна. В фильме очень много образов и отсылок к советскому кинематографу и к зарубежному.
— У Леши (Алексея Германа-младшего. — РБК Life) получилось гениально именно потому, что он опирался на все то наследие, которое мы получили и с которым нельзя расставаться. Это то, что всегда с нами. Это наша ДНК. «Воздух» — одна из немногих картин, которая приближает нас к тому, что было. И раньше людям многие вещи о войне не надо было объяснять, они это и так знали.
Своих студентов я прошу больше смотреть и читать, чтобы не находиться в замкнутом пространстве, чтобы иметь понятие о той боли. Я родился в СССР и хочу отметить, что у меня советское образование, и, вы знаете, хорошее, надежное. Во мне есть это чувство боли, когда жили бедно, когда испытывали лишения. Оно советскому человеку знакомо — сыграть и прожить его в кадре он может.
Кадр из фильма «Воздух»
Я рад, что в Насте Талызиной, актрисе из другого поколения, совсем юной, есть это ощущение боли. И это как раз тот опыт, который получаешь благодаря хорошей наследственности. Без восприятия боли быть артистом нельзя. Это то, чему я учу своих студентов во ВГИКе.
— Как именно?
— Сейчас мы готовим первый акт дипломного спектакля «На дне», и я погружаю их в действительность, в которую они с трудом проникают. Хотя ситуацию я осовремениванию, оставляя текст Максима Горького без изменений. К великому сожалению, в современном театре модно убирать и дописывать или переписывать авторский текст. Это для меня неприемлемо. Но интерпретировать, расставляя акценты, это уже задача современного художника. То, как я интерпретировал «На дне», мне кажется, должно студентов приблизить к пьесе. Но я вижу иногда в их глазах непонимание степени «подавленности», «панических атак», которые преследуют героев «На дне».
Я сейчас их туда погружаю, потому что мне важно это ощущение боли, которое они должны испытывать, сопереживая происходящему. Я думаю, что и «Воздух» как раз именно об этом: попробовать достучаться до поколения, которое воспринимает кино как спецэффект.
Самолет на съемках «Воздуха» Алексея Германа-младшего в павильоне «Главкино» на фоне 20-метрового экрана
— В картине очень много спецэффектов, об этом говорил и режиссер.
— Но все они «правдивы». Огромные LED-экраны, технологии, которые в фильме представлены, это в новинку как нам, так и кинематографу в Европе. Я рад, что мы в каком-то смысле первопроходцы. В первую очередь Алексей, который все придумывал и организовывал, а мы всего лишь участвовали. Бои на экране абсолютно реально ощущаются.
— Это не трудно заметить, когда смотришь фильм.
— Вообще, дело не в спецэффектах. Все технологии, конечно же, помогают на уровне производства, но на экране вы их не видите, наоборот, они призваны помочь воссоздать практически документальную атмосферу. Про технологии много говорят, но лишь потому, что про них говорить проще, чем про суть фильма.
Елена Лядова (Рита) на съемках фильма «Воздух» в павильоне «Главкино»
— «Правдивы» не только спецэффекты. У Талызиной отлично получается дать такую правду, особенно в сценах без реплик, в сценах воздушных боев, где камера смотрит прямо в лицо летчицам. Вы упоминали в интервью Федору Бондарчуку, что Алексей Герман-младший придерживается своего метода «играть, не играя». Как это воплотилось в том числе молодыми актерами? Удалось ли им, на ваш взгляд, соответствовать?
— Стиль Германа-младшего, как и его великого отца, чье дело он продолжает, это «играй, не играя», как в жизни. Но это обманчивое ощущение, что никто просто не играет. При исполнении этого метода степень внутренней наполненности должна быть до отказа. Мы порой не очень ярко проявляем эмоции в жизни, и все же нам бывает невыносимо, а открытые эмоции подавляются. Алексей требовал такого же погружения в материал.
Требовалось много дублей, а с каждым новым ты сильнее устаешь, так что к финалу ты и есть свой герой. Через 25 дублей ты уже взмокший в этом свитере, кожаном плаще, в полной экипировке весом под 20 кг — все как после воздушного боя… Плюс парашют, ты должен открыть купол самолета, закрыть, приподняться на руках, спуститься на крыло и так далее. Сердце стучит, дыхание сбивается. Эта настоящая работа в том числе рождает ощущение правды.
На съемках фильма «Воздух» в павильоне «Главкино»
— К вашему герою она особенно сурова.
— Хотелось передать характер героя, показать его жестким человеком. А как это возникает? Когда ты не имеешь права реагировать, сопереживать и злишься на самого себя: «Как же я, человек, не могу никого жалеть, дать волю простейшим эмоциям?» Астафьев сам на себя злится и «загоняет себя в командира». Когда ты изображаешь жесткого командира для подчиненных и когда ты вынужден быть этим командиром в жестких рамках — это разные вещи.
Отворачиваешься, чтобы никто не видел твоих слез. Отсюда у него постоянное предынфарктное состояние. Он все время задавливал эту боль, и Женя стала для него некой отдушиной. Он вдруг стал глотать воздух полной грудью, задышал, может, впервые за долгое время.
Кадр из фильма «Воздух»
— И с ним она взрослеет, особенно после его ухода.
— Да. И он умирает, надышавшись этого воздуха, ощутив не то что надежду, это слишком яркое чувство, но, как он сам говорит, «все не зря». Это его последние слова. Для чего ты это делал? Чтобы пришли те, кто будет защищать и побьет немцев, вражеских летчиков, среди которых были настоящие асы. Ведь это история Лидии Литвяк, которая сбила немецкого аса, а после он потребовал: «Хочу узнать, кто этот пилот, который меня сбил». Она рассказала ему хитрый прием, о котором он знал, и он был в шоке, осознав, что его поборола девчонка (этот факт из биографии летчицы Литвяк считается красивой легендой.— РБК Life).
Женя и Катя (Анастасия Талызина и Аглая Тарасова). Кадр из фильма «Воздух»
— К слову, лица немецких летчиков Алексей Герман-младший не стал изображать как маски зла. В кадре видно, что им страшно, хотя они, разумеется, источают холодную сосредоточенность.
— Война — это лица. Все, кто в этой картине представлен, от неактеров, от проходящих персонажей без слов, это все лица. За каждым из них своя история. Когда война заканчивается, нельзя забывать лица. Нельзя, чтобы люди, которые защищали родину, стали массой. Как на могиле неизвестного солдата, на каждом памятнике… хочется, чтобы не было безымянных подвигов, у каждого есть имя, фамилия, отчество. От рядового до генерала — каждый герой в отдельности, человек, личность, со своей судьбой и со своим вкладом в эту победу.
Для меня картина стала очень хорошим, даже уникальным опытом, я благодарен Алексею за него. Да и фильмов о войне у меня все-таки не так много.
— Но за последний календарный год это, кажется, вторая.
— Да, выйдут они в течение одного года, но «Воздух» мы снимали давно. Он мог бы выйти раньше, если бы не огромные производственные сложности. А «Момент истины» (реж. Никита Высоцкий и Илья Лебедев. — РБК Life) — это тоже долгий проект, про который можно рассказывать отдельно. «В августе сорок четвертого» Владимира Богомолова — это одна из любимых книг Константина Львовича [Эрнста], и затевалась экранизация, кажется, лет десять назад, а может, и раньше. С первым вариантом не сложилось, потом был второй, третий. Год назад пробовали. Наконец в этом году мы сняли эту картину.
Экранизация 2001 года великолепная, совершенно замечательно сыграл Женя Миронов, и сравнения с ней, безусловно, будут. Но, на мой взгляд, это абсолютно разные фильмы, их сложно даже по технологическим параметрам сопоставить. Я еще не видел монтажа, картина пока не готова, но для меня важно, что фильм акцентируется на людях, опять-таки на лицах. Картина Михаила Пташука 2001 года в большей степени была военным детективом. Но сейчас удивить этим сложно, особенно если ты читал книгу. Как говорится, убийца — дворецкий.
На съемках фильма «Воздух»
— Значит, надо уходить в психодраму.
— Да. И здесь важны психотип и внутренний мир каждой команды. Таманцев, Блинов, Алехин — три разных человека в одной команде, у каждого свой бэкграунд, ощущение действительности, свое настоящее и, возможно, будущее.
— Почему вы считаете, что этим можно зацепить зрителя?
— Не знаю, мне просто было интересно в этом участвовать. Детективная линия там есть, но она не главная. Те, кто не читал книгу, безусловно, проявят интерес. А те, кто смотрел фильм Пташука, все и так знают. Теперь же посмотрите, какими были эти люди.
Эти психологические вещи мне гораздо интереснее. История Таманцева, например, которого играет Никита Кологривый. У него сейчас блестящие роли, взлет, а играет он у нас Таманцева.
— По «Воздуху» красной линией проходит этот вопрос: что важнее — родина или жизнь человеческая? Почему он опять актуален?
— В советское время вопросов таких не задавали. А теперь и вовсе не задают. Сейчас, к великому сожалению… к понятию «Родина» готовы ли?
— Мне кажется, многие готовы. А родина готова полюбить своего человека?
— Родина, я считаю, обязана. Родина — это люди. Поэтому и у Алексея (Германа-младшего. — РБК Life) и есть эта установка «за лучшее в нас». Советскому человеку это было априори понятно, за Родину люди шли и умирали. Сейчас, я думаю, это надо чуть-чуть расшифровывать.
Кристина Лапшина (Маша) на съемках фильма «Воздух»
— Вы говорили, что сейчас наступило время, когда пора сесть за парту, подучить историю. Скажите, когда настанет время, когда пора будет встать из-за парты?
— Это как курс повышения квалификации. Когда уже давно встали из-за парты, а теперь давайте, стоя на ногах, в вечернюю школу быстренько забежим, поучим историю. Времени прозябать десять лет за партой нет.
