«Все уже давно придумано». Валдис Пельш — о 1990-х, YouTube и деньгах
. РБК Life поговорил с телеведущим о новых проектахВалдис Пельш — о 1990-х, YouTube и деньгах: «Все уже давно придумано»
Валдис Пельш
Специально для РБК Life корреспондент по медиабизнесу Евгения Стогова поговорила с телеведущим Валдисом Пельшем и выяснила, как телевидение конкурирует с интернет-пространством за внимание зрителя, почему юмористы стали отказываться от политических шуток и сколько в современных реалиях стоит производство качественного документального кино.
— Вы работаете на телевидении дольше, чем я живу…
— Обидно это слышать.
— Почему?
— Обычно дальше следует фраза: «Я телевизор не смотрю, но вот моя бабушка просила передать вам привет!»
— Вас смотрим и я, и моя бабушка! Собственно, если начинать с философии, за последние 20–30 лет, на ваш взгляд, как изменилось российское телевидение?
— Если уж совсем с философии, то, когда в 1990-х мы начинали заниматься телевидением, понимали, что становимся некими «ловцами человеков» и несем ответственность за это. Выходя к аудитории, ты должен четко понимать свою задачу.
В программе «Угадай мелодию» была задача создания хорошего настроения. 1995 год выдался достаточно тяжелым для очень многих. Поэтому наша передача позволяла зрителю на полчаса выключить свои мозги и получить яркое, увлекательное и интересное зрелище. Был очень значимый элемент сопричастности. Многие комментировали наши передачи в духе: «Меня бы туда! Где они таких набрали? Я бы все мелодии угадал!» В результате у зрителя, во-первых, оставалось ощущение, что он отдохнул, а во-вторых, появлялось место, куда бы он хотел вернуться. Потом программа заканчивалась, все проблемы и заботы возвращались.
Кадр из программы «Угадай мелодию»
Это как в театре: вы заходите в зал, смотрите спектакль и становитесь неким объектом манипуляции. Вас заставляют смеяться, плакать, грустить, радоваться. Потом вы выходите из зала, и театральная магия исчезает. Но вот эти два часа, что шел спектакль, вы были счастливы. То же самое было на телевидении 1990-х, когда мы пытались создать что-то такое, что оставило бы свой след. Сейчас телевидение, попытавшись посоревноваться с YouTube, с интернет-пространством в целом, эти позиции растеряло.
— Позиции главного источника развлечений?
— Телевидение как бы говорит: «Мы будем веселить вас всеми способами, которые не входят в противоречие с законом». Вот что сейчас происходит. Мне кажется, что через некоторое время, весьма небольшое, произойдет четкое разделение. У интернет-пространства, у YouTube-пространства не получается делать шикарные яркие шоу с большим количеством зрителей, декораций, действующих лиц и так далее. Это все-таки удел телевидения, и телевидению надо этим заниматься — создавать очень качественный продукт.
Что касается не очень качественного, но коммерчески востребованного продукта, это во многом удел интернет-пространства. Наверное, меня туда и не позвал бы никто, но даже если бы позвали, я бы никогда не пришел. Потому что мне бы потом было сложно объяснить своим детям, почему вдруг у меня так опустилась планка. У того же ЧБД («Что было дальше?», юмористическое интернет-шоу.— РБК Life) большое количество поклонников. Это их право. Но это совершенно не мой жанр.
— «Мы будем веселить вас всеми способами» — так вы охарактеризовали современный посыл телевидения к зрителю. Но за последние полтора года флагманские вещатели все-таки делают больший упор на информационное вещание. Остается ли функция развлечения в наше время? И работает ли она так же, как в 1990-е, — в формате получасового побега от текущих проблем?
— Нет. Сейчас есть некий заказ или необходимость момента. Федеральные каналы существуют на деньги государства. Естественно, они должны свою политику приводить в соответствие с политикой государства. Задача усложнилась. Вещатели вынуждены заполнять продуктом то время развлекательного и художественного вещания, которое им доступно, — это вечера по будням и два дня уик-энда.
При этом информационный канал — это достаточно дорогая игрушка. У вас круглый год стоит павильон, вы его никому не сдаете и не разбираете. У вас прямое эфирное вещание, которое тоже налагает определенные сложности и увеличивает затраты.
Чем СТС и ТНТ выгодно отличаются? Они основное время идут в повторах. Таким образом, во-первых, увеличивается возврат денег с сериального или с юмористического продукта. А во-вторых, это дает возможность аккумулировать средства для того, чтобы вечерний прайм заполнить каким-то новым, востребованным у аудитории шоу. Ни «России 1», ни «Первому», ни даже НТВ это не дано, потому что им нужно производить оригинальный контент постоянно. Они же не могут информационную передачу дать в повторе. Тут встает вопрос государственных дотаций.
— Каков сейчас, опять же с поправкой на обстоятельства времени, запрос аудитории?
— Каждый хочет получить допуск к тому, что ему индивидуально нужно. В этом прелесть интернет-платформ образца 2021 года, когда в свободном доступе были представлены все новейшие продукты: и отечественные, и европейские, и американские.
Сейчас это могут предложить только пиратские ресурсы. И, собственно говоря, переход на площадки, которые предлагают абсолютно все и в высоком качестве, закономерен. Глобально же речь идет о сегментации. Есть люди, которые фанатеют от рыбалки, — для них существует специальный канал. Есть люди, которым интересны ответы на вопросы «как это придумано?», «как это устроено?», — для них тоже есть своя платформа.
На телевидении сейчас много людей старше 50 лет, которым искать что-то в интернете не очень комфортно. Они смотрят тот или иной телепродукт, например вечерние встречи с воспоминаниями, потому что он им понятен и близок, потому что они получают удовольствие от ностальгии. Сложно ответить, что нужно зрителю. TikTok нужен?
— Молодому поколению — очень даже.
— Совершенно верно. А с точки зрения нашего поколения, это какая-то чудовищная махровая ерунда. Но то, что это плохо для меня, не означает, что это недостойно или не имеет права на существование.
Опять же, возьмите «ВКонтакте» — взрывное увеличение аудитории. Они нашли свою нишу и будут в ней успешно существовать. Но я туда не ходок, потому что мне этот формат неблизок, непонятен и неинтересен. В наше время каждый получает возможность разными способами доставать то зрелище, которое ему желанно.
— Наблюдали ли вы раньше такую же сегментацию, дробление запросов аудитории? Или интересы были более общими?
— Раньше был меньше выбор. Давайте возьмем историю двадцатилетней давности. У вас есть некий набор телевизионных каналов и весьма ограниченный интернет. А сейчас с развитием «средств доставки» увеличилось и предложение. Мы, создавая документальные фильмы, которые сейчас выступают для меня основным интересом на телевидении, стараемся эти фильмы распространить на всех платформах, поймать всю возможную аудиторию.
Да, сначала премьера на «Первом». Но в минуту старта показа на Камчатке, то есть за девять часов до Москвы, этот фильм выкладывается в YouTube. Благодаря этому мы отбиваем аудиторию у пиратов: у нас продукт появляется раньше. Плюс мы отдаем фильм на канал «Моя планета», на «Че», на региональные вещатели. И таким образом мы пытаемся поймать своего зрителя повсюду. Именно поэтому мы никогда не отдаем «Первому» права на наши фильмы. Да, из-за этого мы не получаем денег, но у нас остается право и свобода доставки проектов зрителю. И по откликам аудитории мы понимаем, что выбрали верную стратегию.
— Вы описали процесс попытки поймать аудиторию везде. При этом многие руководители каналов с разных трибун заявляют, что они всячески стремятся привлечь молодежь к линейному телевидению. Это рабочая схема? Или все-таки пора постепенно выстраивать процесс перехода к нелинейному вещанию?
— Глобально эта задача решаемая. Но, как мне кажется, для «Первого канала» она невыполнимая. Если он будет показывать молодежный продукт, легко воспринимаемый и потребляемый этим поколением, я уйду с «Первого канала». Не как производитель, а как зритель. Все сравнивают КВН и «Игру», выходившую на ТНТ. Когда «Игра» появилась, эксперты кричали, что это фантастический прорыв: «Вот она, та молодежь, которая сметет нас с лица Земли». Не смела — и не потому, что их закрыли. Не смела именно своим юмором.
— Он был слишком провокационным?
— Назовите это так. Он был ориентирован на другую аудиторию. Этот юмор не был для меня лучше, чем КВН. Мы имеем дело с разной ориентацией, разным инструментарием, разными приемами в производстве.
Да, все хотят биться за молодежную аудиторию. Но я бы посоветовал федеральным каналам, используя мощнейший правительственный ресурс, создать свои сегментированные каналы. «Первый молодежный», например. И уже его наполнять соответствующим продуктом. Выискивая золотую середину между «Субботним вечером» и Saturday Night Live, вы не угодите никому. Я проще на YouTube посмотрю то, что мне интересно, и тогда, когда мне удобно.
— В начале сезона мы готовили большой разбор сеток вещания телеканалов, в частности, по образовательным передачам. И методом подсчета пришли к выводу, что этот формат не то чтобы исчез полностью, но заметно сократился. С чем это связано? Нет спроса? Или сами каналы не видят смысла в таком формате?
— Тут причина в некоем плане. Раньше всем каналам ставили в обязанность определенный объем детского вещания, но при этом запрещали размещать там рекламу. И любой канал, стремясь быть коммерчески успешным, спихивал все это в какие-то глубины раннего утра. Здесь то же самое.
— То есть на этот формат нет коммерческого спроса?
— К нему просто нужно подходить иначе. Создать образовательный канал. «Умники и умницы» вот выходят в девять утра по выходным. Даже если бы я был адептом этой программы, я смотрел бы ее максимум через раз. У нас огромное количество каналов, закрыть которые — и никто о них не вспомнит. Создайте на этих частотах образовательный канал, наполните его документальными фильмами и образовательным контентом.
— Почему до сих пор никто этого не сделал?
— У нас действительно до сих пор нет мощного, раскрученного документального вещателя. Потому что сразу возникает два вопроса: кто будет главным и кто будет распределять средства? В общем, после того как эти два вопроса прозвучали, всем стало скучно, и все пошли домой.
— Не может ли одной из причин быть отсутствие интереса рекламодателей в таком формате?
— Рекламодатель — абсолютно антиэмоциональное, безликое существо, которому нужно увидеть KPI, рейтинги и прочую белиберду. Я совершенно искренне называю это белибердой, потому что помню фразу Константина Эрнста (гендиректор «Первого канала». — РБК Life) на одной из летучек. Ему тогда сказали, что Эдвард Радзинский набирает у нас не очень большие цифры (речь идет об аудиторных результатах. — РБК Life). На что он ответил: «Если у меня на канале есть Эдвард Радзинский, меня не волнует, какие у него цифры».
Это отношение человека творческого, который понимает, что не все исчисляется рейтингами.
Рекламодателю же нужны конкретные показатели. И такие показатели способен дать только дорогой или авторский документальный фильм. Время дешевого «кина», сделанного на коленке к какой-нибудь обязательной дате в режиме аврала, прошло. Это «плевок в вечность», как говорила Фаина Раневская. Продукт, который будет вечно — подчеркиваю, вечно! — пылиться на чердаке. И никто никогда не достанет его, не сдует с него пыль и не принесет его в эфир.
— Из ваших слов следует, что документальное кино, чтобы быть в топе, должно быть как минимум дорогим. Как изменились расценки за последние пять лет?
— Если говорить о моей команде, мы несем колоссальные потери из-за наглости компьютерщиков. Они готовы идти навстречу, но все равно поднимают цену, потому что такова ситуация: «Вас много, а нас мало. И со всем уважением к вам и вашему творчеству — вы заплатите нам эти бабки». Кроме того, у нас есть очень большой непрогнозируемый сегмент бюджета — экспедиционный. Мы не знаем, сколько будет стоить то или иное путешествие.
Я могу сказать, что экспедиция в Антарктиду стоила $2 млн. Сейчас мы сняли фильм про К2 (одна из самых опасных гор в мире, второй по высоте восьмитысячник. — РБК Life) за свои деньги, потому что у нас не было спонсоров. Суммарный бюджет будет около $700 тыс. Но там все дорого. Например, вы можете либо идти шесть дней по леднику Балторо, либо воспользоваться армейской авиацией. Но тогда одна только стоимость вашего вылета составит $20 тыс. за место. Самолеты летают парой, так как рядом индийская граница. На посадку идет один вертолет, второй прикрывает с воздуха.
— Насколько это окупаемая история? И как вы планируете это отбивать?
— Мы продаем фильм на этапе его съемки. Находим спонсора, который заинтересован, чтобы его продукт был в проекте. После этого встает вопрос о проценте нашей прибыли. Иногда бывает от 0 до 20%, когда вдруг все снимается легко и с первой попытки. Иногда уходим в минус. С фильмом про К2 мы в полном минусе. Но мы должны были снять это кино. Такие экспедиции собираются очень редко. К2 — это самая сложная гора на свете. По официальной статистике на 2018 год, она убивала 23,4% восходителей.
— Для вас эта история была личным вызовом?
— Нет.
— Тогда какая цель?
— Мы сделали фильм про Эверест, и нам понравилось снимать в горах. Не с точки зрения физиологии, я вообще не люблю горную болезнь. Но тем не менее. И у нас образовалась триада: Эверест — самая высокая гора, К2 — самая сложная и впереди Аннапурна — самая опасная.
— А когда собираетесь на третью?
— Раньше, чем через два года, я никуда не поеду. Нужен перерыв.
— Когда ждать премьеру про К2?
— Режиссер Кристина Козлова говорит, что к 31 декабря, но глаза у нее при этом лживые! Мы будем вылизывать это кино, потому что оно далось нам большим потом, к счастью, без крови. Я думаю, что в январе-феврале мы его сдадим.
— Еще над какими-то проектами работаете?
— Есть две просто чумовые экспедиции в планах. Обе стоят от $2 млн и выше. В деталях рассказывать не буду. Как говорил Цезарь, «если б моя туника знала о моих планах на следующий день, я бы ее сжег». Но есть несколько историй, герои которых являются нашими соотечественниками и которые мы обязаны будем рассказать.
— Мы уже вскользь затронули тему детских передач. Вы в прошлом несколько лет возглавляли детское вещание на «Первом». Сейчас на «Солнце» вы ведете детский КВН. Но все тот же анализ сетки вещания свидетельствует о том, что за пределами тематических каналов детских передач практически нет.
— И не надо.
Съемки детского КВН
— Почему?
— Вернемся к ситуации советского периода: тогда были первый канал, второй, третий, местный, и четвертый — образовательный. И у вас должна была быть «подарочная корзина», в которой было бы все: и детское, и образовательное, и политическое, и публицистическое, и прочее. Сейчас каналов много. Зачем ребенку в неудобное время — а ни один канал не поставит в прайм-тайм детское шоу — смотреть свои передачи? Для него существуют «Солнце», «Карусель», СТС Kids. И там идет качественный продукт.
— На днях «Первый канал» заявил, что возвращает «Модный приговор». ТВ-3 совместно с «Вайт Медиа» выпускает новый сезон «Последнего героя». Возникает ощущение, что телевидение как будто не готово или не способно к радикально новым форматам.
— Вы же не требуете, чтобы шахматы поменялись на «пьяные шашки» или черно-белые фигуры вдруг стали красно-синими. Вы можете менять внутри программы все что хотите: ведущих, правила игры, тайм-слоты, задания. Но если этот формат востребован, почему его не возобновить? «Модный приговор» смотрела некая аудитория. Верните им продукт! Может быть, вы даже привлечете новых адептов.
— То есть это не проблема консерватизма телевидения, а осознанный выбор — сохранять играющие форматы?
— Все уже давно придумано. Вы можете забыть «Модный приговор» и назвать программу «Разговоры о моде». Но сам по себе формат таких передач существует давно. Участники, декорации — это все нюансы. Зачем изобретать велосипед?
— Вы уже обмолвились о дефиците кадров в технических специальностях. А как обстоит ситуация с творческими группами: операторами, ведущими, авторами?
— На телевидении огромное количество людей, которые называют себя авторами. Я бы не подпустил их к профессии на пушечный выстрел. Грамотных специалистов мало. И так везде, не только в России. Посмотрите, к чему привела забастовка сценаристов в Голливуде. Они выбили из этих акул шоу-бизнеса просто бешеные уступки. Потому что хорошие авторы востребованы и нужны.
— Раньше очередь на ваше место, на место Екатерины Андреевой начиналась от выхода из метро «ВДНХ». Как сейчас?
— Количество осталось тем же. Но некоторые люди больше не тратят время на попытки пройти на «Первый канал» или на «Россию 1», где требования достаточно высокие. Сейчас вы можете создавать любой контент, будучи абсолютно некомпетентным, но находить при этом своего зрителя. Главная способность, которой вы должны обладать, — это умение продать свой продукт. Кто у нас самый востребованный блогер? А4. И что, это какое-то качество? Но я думаю, что телеведущие всей страны мечтают зарабатывать такие же деньги, как он. Человек себя реализовал. И бессмысленно его ругать или хвалить — это данность.
— Возвращаясь к теме юмора. Канал ТНТ, например, в последнее время практически полностью отказался от политических шуток, официально объясняя это тем, что хочет работать в сфере развлечений, а не быть площадкой для политического активизма. Как вы воспринимаете перемены в темах для юмора и в самом юморе?
— Без сомнения, ситуация в нашей стране сильно изменилась. И на «Первом канале», и на ТНТ заходы по некоему политическому или социальному юмору остаются. Но они, конечно, не сравнимы с заходами 1990-х или начала 2000-х.
— Вы видите какой-то горизонт, когда эта ситуация может измениться? И при каких обстоятельствах? Какой для этого должен быть условный или явный сигнал?
— Должны сойтись несколько факторов. Мы играли сезон 1987–1988 годов, когда вроде бы уже вовсю полыхал пожар перестройки. При этом какие-то контролирующие этапы оставались. Это был поединок брони и снаряда. Мы писали какие-то шутки, нам говорили, что вот это очень хорошо, а вот это не надо.
Сейчас все тот же поединок брони и снаряда. Всегда есть желание шутить о чем угодно. Возьмите американцев. У них нельзя шутить только на тему расизма. А на тему геев, инвалидов, армии — сколько угодно. Шоу, посвященные пребыванию американских войск в Афганистане или Ираке, — пожалуйста. У нас же есть некий посыл в формате «дорогие друзья, давайте не скатываться во вседозволенность». Но любая шутка может быть названа «скатыванием во вседозволенность», любое высказывание может оскорбить чьи-то чувства. Собственно говоря, поэтому и морфируется форма подачи, обращения к каким-то темам на сцене.
— Как и на каком этапе срабатывает момент самоцензуры?
— Вы сами определяете, что хорошо, а что плохо. У каждого человека есть свои этические и эстетические представления о мире. Если они укладываются в рамки формата вашего канала, то все хорошо. Если они не укладываются, вам надо поискать другой канал.
— То есть самоцензура определяется этапом этики, а не рассуждениями, как бы чего не случилось?
— И тем и другим.
— Вы упомянули, что для вас сейчас интереснее документальные проекты, а не развлекательные передачи. Почему?
— У меня есть время и на то и на другое. «Люди, сделавшие Землю круглой» или «Полярное братство» (документальные фильмы Пельша. — РБК Life) — это истории, которые мне очень хотелось рассказать. И все же при разговорах с инвесторами первый вопрос: «Будет ли это показано на «Первом канале»?» Поэтому это история не про YouTube, это история документального кино на «Первом», а далее — везде.
— После того как YouTube отключил монетизацию, много ли вы потеряли?
— Давайте вспомним их расценки: 50 тыс. руб. за 1 млн просмотров. У нас на «Антарктиде» («Антарктида. Хождение за три полюса» — трехсерийный цикл документальных фильмов. — РБК Life) 7 млн просмотров за фильм, суммарно порядка 13 млн. Это 650 тыс. руб. Сделает ли это погоду фильму с бюджетом $2 млн? Нет. Это история работы с инвесторами.
По «Антарктиде» у нас сейчас порядка 30 млн аудитории на всех площадках. Это уже те цифры, с которыми можно вести переговоры о спонсорстве, несмотря на замечания вице-президента по маркетингу какой-нибудь компании, который скажет: «Дорогие друзья, за эти деньги мы могли бы купить тысячу показов в рекламных блоках, это принесло бы нам…» — и тут прозвучит слово «KPI».
Кадр из программы «Антарктида. Хождение за три полюса»
— Если произойдет блокировка YouTube — сценарий, которой раз в месяц очень любят обсуждать в СМИ диванные аналитики, — как это ударит по вашей бизнес-модели?
— Никак. YouTube будут смотреть, просто с VPN. Поэтому, как мне кажется, его и не блокируют: негатива от этого будет больше, чем реального эффекта. Люди просто скажут: «Вы хотите, чтобы я и здесь VPN использовал? Хорошо». Ни Instagram, ни Facebook (обе соцсети принадлежат корпорации Meta, деятельность которой признана в России экстремистской и запрещена. — РБК Life) сильно от блокировок не пострадали.
— Аудитория у Facebook просела все-таки основательно.
— Просела, ну так и машины подорожали.
— Видите ли вы перспективы, сопоставимые с YouTube по аудиторным показателям, у Rutube и у «VK Видео»? Насколько вы готовы всерьез рассматривать эти площадки?
— Мы пытались разместиться на Rutube. У нас попросту ничего не грузится.
— Техническая проблема?
— Да. Первая серия загрузилась, вторая — нет. Если Rutube или «VK Видео» обеспечат очень понятный, легкий механизм размещения, мы с огромным удовольствием воспользуемся ими даже при открытом YouTube. Это станет еще одним способом доставки.
— Если смотреть не с точки зрения загрузки, а с точки зрения отклика аудитории, вы вообще видите потенциал того, что молодежь, активные пользователи интернета вдруг с таким же энтузиазмом начнут пользоваться Rutube, как сейчас — YouTube?
— Если он будет удобен, да, конечно. Вспомните TikTok — он же выстрелил.
— TikTok был в свое время совершенно новым форматом, а Rutube — это тот же видеохостинг, только в профиль.
— Хорошо. Но если появится некий новый сервис, который будет удобен и понятен, почему бы вам им не воспользоваться? Никто не давал YouTube клятву никогда не использовать другие платформы. Пользователь будет там, где ему удобно.
— Начинали с философских вопросов, предлагаю ими же и завершать. Возвращаясь к классическому линейному телевидению, как вы думаете, есть ли что-то, что позволит ему еще десять, двадцать, сорок лет оставаться востребованным, не падающим каналом коммуникации с аудиторией?
— Вы же не задаете такой вопрос издателям книг. Вот появились книги электронные. Их бумажные аналоги, что, куда-то исчезли? Нет. При этом попробуйте объяснить, чем вам классическая книга мила и дорога?
Может, мне легко рассуждать, так как у меня сформировалась устойчивая привычка к чтению именно с печатной книги. Но таких, как я, много. Так и с молодежью, которая говорит, что не смотрит телевизор. На самом деле подсматриваем одним глазком.
Я не вижу никакой опасности возникновения ситуации, что вдруг я встаю, выдергиваю провод из розетки, вышвыриваю технику в окно и говорю: «Больше этой гадости в моей жизни не будет». Этот жанр есть, и я не вижу причин, почему он должен исчезнуть. Посмотрите на театр, изобразительное искусство. Появилось кино, появился интернет. Но мы все так же ходим на спектакли и в музеи. Так будет и с телевидением.
Мы говорили с Валдисом Пельшем до официального заявления «Первого канала» о ноябрьской премьере нового развлекательного шоу «Я люблю мою страну», где он выступит ведущим. Две команды будут соревноваться в знаниях о России. Первую программу вы можете посмотреть 4 ноября.
