Каким был путь киноэротики от запретов до обоюдного согласия
. Метафоры, неловкости, провокации, отрицание и принятие секса в кадре28 ноября в российский прокат выходит эротическая драма «Эммануэль» Одри Диван с Ноэми Мерлан в главной роли — новая адаптация культового романа француженки Эммануэль Арсан, значимого для жанра в литературе и кино. Первая экранизация появилась в 1974 году, и только полвека спустя оригинальный текст Арсан обрел еще одно прочтение — с оглядкой на изменившиеся нравы и подход к репрезентации женщин на экране.
По просьбе РБК Life кинокритик и автор телеграм-канала Age of Cinema Елена Зархина разбирается в трансформации киноэротики.
В 1992 году Мадонна выпустила свой пятый студийный альбом с провокационным названием Erotica и одноименным синглом. Это была не просто пластинка, а концептуальный проект исполнительницы, которая в числе первых больших звезд предложила публике вслух поговорить о сексе. Музыкальное видео на композицию Erotica напоминало небольшое кино с набором разного рода откровенных сцен — в кадре все неприкрыто и жадно желали друг друга. Для усиления эффекта практически одновременно с альбомом в продажу поступила и книга Мадонны «Секс». Это был альбом откровенных по тем временам фотографий с участием звезды, демонстративно исследующей границы своей сексуальности. Реакция общественности была бурной, хотя сложно представить Америку в начале 1990-х настолько пуританской — за три десятилетия до этого страна пережила настоящую сексуальную революцию. Так чего стесняться?
Удивляла критика действий исполнительницы еще и потому, что секс и легкий эротизм уже тогда плотно пробрались в массовую культуру. «Секс продается» — ключевой слоган эпохи, в которой каждая вторая реклама бесстыже объективировала людей в кадре, будь это реклама джинсов или Coca-Cola. Новое время провозгласило: желание — вот двигатель прогресса.
И хотя секс — едва ли не самая естественная «программа» для человека, заложенная природой, говорить о нем публично всегда было непросто. И кинематограф об этом осведомлен прекрасно, ведь он постарался делать это еще на заре своего существования.
Если отбросить в сторону первые киноэксперименты с бессюжетным раздеванием или танцами в неглиже, снятыми на камеру еще в конце XIX века, то первым полноценным эротическим фильмом в истории кино считается черно-белая чехословацкая картина Густава Махаты «Экстаз» 1933 года с Хеди Ламарр. Сюжет сводился к любовному треугольнику с библейскими подтекстами о грехопадении. Молодая девушка Ева выходила замуж за пожилого джентльмена, равнодушного к плотским утехам. Но однажды она знакомится с молодым мужчиной, который становится ее пылким любовником, и сбегает с ним. Примитивно? Отчасти. Но жанр киноэротики редко полагается на глубокий и многослойный сюжет, когда требуется демонстрация чувственности.
В середине прошлого века, вплоть до 1968 года, в Голливуде как в главном экспортере кино торжествовал принятый еще в 1930-х кодекс Хейса, запрещавший демонстрацию на экране любой соблазнительной наготы (даже если это всего лишь силуэты), изображение смешанных браков и сцен родов. А потому всякая эротика обыгрывалась полунамеками, предлагая зрителю домыслить сцены в своей голове. Так, в картине «Трамвай «Желание» Элиа Казана героиня Ким Хантер лежала в постели, имитируя посткоитальное блаженство. А приключенческая картина Альфреда Хичкока «На север через северо-запад» славится сценой в поезде, намекающей на интимную близость между героями: в самый ответственный момент экран затемняется и поезд заезжает в туннель.
Схожим образом эротика обыгрывалась в Советском Союзе, где секс в кино стал появляться в период «развитого социализма», но украдкой. Например, мелодрама «Еще раз про любовь» (1967) Георгия Натансона с редким для советского кино эпизодом, демонстрирующим так называемое утро после: героиня Татьяны Дорониной просыпается в постели своего нового знакомого в исполнении Александра Лазарева. В предыдущей сцене они целовались поздно вечером. Склейка — и вот они уже просыпаются вместе, прикрытые одеялом. Подобную вольность прежде можно было встретить разве что в картинах французских классиков, редко доходивших до советского проката. Например, в любовной драме «Мужчина и женщина» (1966) Клода Лелуша, где аккуратно изображена интимная сцена между героями Анук Эме и Жана-Луи Трентиньяна.
Вершиной советской эротики были сцена условного стриптиза в «Бриллиантовой руке» (1968); обнаженная женская грудь в «Экипаже» (1979) Александра Митты; сцена несостоявшейся попытки изнасилования героини Натальи Андрейченко на сеновале в «Сибириаде» (1978) Андрея Кончаловского; голая купальщица в исполнении Светланы Томы в «Табор уходит в небо» (1976); обнаженные крестьянки, соблазняющие монаха Андрея Рублева в одноименном фильме Андрея Тарковского (1966).
...А где-то за рубежом в это же время громыхали «Последнее танго в Париже» Бернардо Бертолуччи, «Империя чувств» Нагиса Осима и «Калигула» Тинто Брасса, напоминавший даже не легкую эротику, а порнографию. Последний к советскому прокату допущен не был, но критики показательно разгромные рецензии на него все равно написали.
В 1980-е ситуация несколько изменилась с назревающей перестройкой и наступлением эпохи VHS-кассет. Это была невиданная роскошь, но для избранных она открывала дверь в мир невиданного доселе кино. Например, Андрей Макаревич (признан Минюстом России иноагентом) вспоминал, что в 1980-м в Тбилиси практиковался следующий сценарий закрытых показов: гости собирались у кого-то на квартире, куда привозили видеомагнитофон и кассету с иностранной эротикой. Благодаря такой схеме, разъезжая по гостям, будущий музыкант посмотрел фильм «Греческая смоковница» Зиги Ротемунда шесть раз. «До сих пор помню его наизусть», — позже вспоминал он. Получалась отечественная вариация термина «порношик», подразумевающего публичный и коллективный просмотр фильмов для взрослых.
ФРГ в то десятилетие вообще была едва ли не главным экспортером эротики в Союз. Названия таких картин красноречиво намекали на содержание: «Три шведки с Рипербана», «Шесть шведок в Альпах». Их приключения позже подхватили испанцы, сняв «Три шведки для трех Родригесов». Была еще польская «Сексмиссия» 1984 года, сумевшая пробраться в советский прокат под более целомудренным названием «Новые амазонки». И конечно же, его не обошла стороной советская цензура, прокатная версия для СССР не досчиталась 25 минут из общего хронометража: исчезли все сцены с женской наготой в кадре.
В разгар перестройки на большой экран хлынуло кино, которое еще несколько лет назад было немыслимо увидеть публично. Самым главным примером позднесоветского эротического жанра, конечно же, стали «Маленькая Вера» (1988) Василия Пичула и «Интердевочка» (1989) Петра Тодоровского.
Случались и совсем неожиданные эксперименты с жанром. Например, картина «100 дней до призыва» 1990 года, объединившая в себе критику социальных проблем в армейской среде и неприкрытый эротизм служащих в ее рядах молодых призывников. Или фильм «Дикий пляж» Наталии Киракозовой, превращавший сюжет о встрече подростков на пляже в невыносимую сцену группового изнасилования. В фильме, кстати, снялся молодой Алексей Гуськов. Его тезка Алексей Серебряков на заре карьеры тоже оказался в кино с условным рейтингом R — он сыграл фотожурналиста, расследующего дело о сутенерах, похитивших девушку. Была и «СекСказка» Елены Николаевой с Людмилой Гурченко и Сергеем Жигуновым про жгучий роман молодого человека и соблазнительной женщины постарше.
Очевидно, что все эти картины были не то что сюжетно непритязательны, а откровенно плохи с художественной точки зрения. Но снимались и смотрелись: авторы ощущали свободу делать то, что еще недавно было под запретом (это касается и голодных артистов, которым в эпоху 1990-х практически негде было сниматься еще), а зрители жадно смотрели то, что еще вчера лишь тайком передавалось устными пересказами.
Но если на постсоветском пространстве эротика расширяла привычные рамки кино, на Западе софткор запустил процесс скрещивания с другими жанрами. Самый очевидный пример — знаковые для конца 1970-х и первой половины 1980-х хорроры, в которых ужас был неразрывен с сексом. Например, часто в сюжете первыми гибли подростки, которые жили половой жизнью. А вот девственники нередко выживали за счет своей благочестивости. Так было в «Хэллоуине», «Пятнице, 13» и отчасти в «Кошмаре на улице Вязов».
В неразбавленном виде экранный эротизм расправил крылья под закат столетия, когда один за другим выходили «9 1/2 недель» Эдриана Лайна, «Основной инстинкт» (не фильм, а памятник сексу в кино) и «Шоугерлз» Пола Верховена, «Связь» сестер Вачовски, «С широко закрытыми глазами» Стэнли Кубрика. В отличие от хорроров сексом они не пугали, а шокировали и будоражили.
В нулевые и десятые эротика перестала быть волнующим жанром, пресыщенный зритель буквально сказал: «Ну, чего я там не видел?» Редкие и яркие вспышки на полях жанра в новом тысячелетии все же происходили. Один из самых очевидных примеров — «Нимфоманка» Ларса фон Триера: датский режиссер поставил в центр сюжета женщину, исследующую свою сексуальность, и обрамил историю нравоучительным месседжем. Другой европейский коллега датчанина Гаспар Ноэ показывал секс и эротику не как возбуждающее действие, а как несущее гибель. Чего только стоит беспощадная сцена изнасилования в «Необратимости» с Моникой Беллуччи. При этом его же откровенная «Любовь» о троих любовниках, несмотря на возвышенное название, все сводит к телесным утехам, наблюдая за которыми зритель, поставленный в положение вуайериста, тоже уставал. Эту же зрительскую «асексуальность» зафиксировал и провал второго «Основного инстинкта» (2006 год), попытавшегося войти в одну реку дважды.
Голливудская эротика перестала быть серьезной. Шум вокруг «Пятидесяти оттенков серого» (самого обсуждаемого эротического бестселлера 2015 года) оказался безосновательным. История про плотские отношения бизнесмена-ловеласа Кристиана Грея и неискушенной студентки Анастейши Стил выглядела не возбуждающей, а комичной. Интимные сцены — пуританскими, снятыми так, словно камера в нужный момент стыдливо отводила взгляд в сторону.
Несколько иначе обстояли дела с европейским кинематографом. Драма «Жизнь Адель» Абделатифа Кешиша взяла главный приз в Каннах, которым не привыкать к кинопотрясениям. Это было обнаженное донельзя кино о чувствах, но в котором доминировала плоть. Позже исполнительницы главных ролей обвинят режиссера в сексплотейшне, что, в свою очередь, накопительным эффектом подведет нас к эпохе MeToo, родившей в киноиндустрии новую профессию — координатор интимных сцен. Впоследствии присутствие таких специалистов на съемках стало частью обязательно протокола, принятого Гильдией киноактеров и Американской федерацией деятелей телевидения и радио в 2020 году.
Так, эротика, насытившись откровенными разговорами и наигравшись в провокацию, вернулась к своим истокам. Секс — вещь деликатная и хрупкая. Особенно напоказ. После Вайнштейнгейта и прочих громких и неприятных скандалов в Голливуде вскрылось много страшных тайн: транслируемый с экранов такой манящий эротизм в реальности оборачивался систематическими домогательствами, абьюзом и изнасилованиями. От индустрии потребовали новый киноязык и метод его создания — в первую очередь для того, чтобы секс оставался безопасным для всех участников съемок.
В числе пионеров выступил британский сериал «Нормальные люди», рассказывающий об отношениях героев Дейзи Эдгар-Джонс и Пола Мескала от школьной скамьи и до более взрослого периода жизни. В проекте много откровенных сцен, снятых с оглядкой на новое время и правила. Секс здесь не интрига-пустышка, как в «Пятидесяти оттенках серого», не элемент эксплуатации, как в «Любви», и не валюта, как «Основном инстинкте». Напротив, это максимально естественный процесс, а во многом еще и назидательный, снятый с такой деликатностью, что в пору включать сцену в учебники по секс-просвету. Неудивительно, что такой результат в том числе был достигнут при участии координатора интимных сцен на площадке.
Следом вышел сериал Netflix «Сексуальное просвещение» — передовой проект о школьниках в сложном периоде восприятия своей сексуальности. Сериал и показывал секс и объяснял его во всех нюансах и взаимосвязях — честно, участливо и с юмором.
Глядя на весь этот путь, еще интереснее узнать, какой получится «Эммануэль» Одри Диван с Ноэми Мерлан. По сюжету (и фильма, и романа) главная героиня Эммануэль отправляется в путешествие в Гонконг, где исследует свою сексуальность и глубину желания. Если одноименный фильм 1974 года представлял героиню ведомой чужими наставлениями (языку любви ее обучал мужчина постарше), то в новой вариации Эммануэль сама себе хозяйка.
Кажется, эта новая расстановка сил фиксирует в жанре киноэротики ключевую перемену: пройдя разные этапы, от табу до повсеместного присутствия, секс на экране все же созрел в доступный плод. Кинематограф же уподобился подростку в пубертате, который учится с ним правильно обращаться. Чтобы всем было не только приятно, но и безопасно.