Игра в кино или революцию: «Мечтатели» вышли в повторный прокат
. Почему фильм Бернардо Бертолуччи возмущает и покоряет вот уже 21 годФильм «Мечтатели» с Евой Грин и Майклом Питтом вышел в повторный прокат
Кадр из фильма «Мечтатели»
С 23 мая в российских кинотеатрах можно посмотреть романтическую драму «Мечтатели» Бернардо Бертолуччи, основанную на сочинениях Гилберта Адэра. Премьера фильма состоялась в 2003 году, на 60-м Венецианском кинофестивале. Смесь эротизма, мятежа и киноклассики вызвала бурную и неоднозначную реакцию, что не помешало картине моментально завоевать статус культовой.
Кинокритик и автор телеграм-канала Valerie a týden divu Валерия Косенко рассказывает, почему «Мечтатели», вопреки общему мнению, не фильм про свободу и как именно секс, кино и революция сосуществуют в этом ярком синефильском высказывании.
Чем бы это ни было — звонким памфлетом, пьянящей ностальгией или старческим инфантилизмом, — Бертолуччи сумел разозлить всех. Впрочем, мастер не был бы собой, если бы внеконкурсный показ не прокатился по зрительским рядам сейсмической волной, разделив потрясенную венецианскую публику. Спустя 21 год трудно сказать, что именно оскорбило просвещенную прессу, бросившуюся доказывать неактуальность и бессмысленность фильма со всей язвительной снисходительностью.
Кадр из фильма «Мечтатели»
1968 год, Париж. Трое молодых людей — брат и сестра Тео и Изабель (Луи Гаррель и Ева Грин), а вместе с ними и студент-американец Мэттью (Майкл Питт) — сутками пропадают в кинозалах, чуть ли не ночуя на подножии легендарной Французской синематеки. Увольнение ее заслуженного директора Анри Ланглуа провоцирует начало массовых протестов и студенческих демонстраций. Сближаясь на волне общих интересов, enfants terribles запираются в парижских апартаментах и целыми днями предаются фантазиям, толкают политические манифесты, проверяют друг друга на знание архивного кино, открывая новые грани чувственности и физиологии. Чем сильнее разгораются страсти, тем ярче полыхает пламя Красного мая и революции.
Слишком много секса, слишком много ностальгии. Слишком молодых не существует, и Бертолуччи отлично это знал, решив примерить на день сегодняшний день вчерашний.
Кадр из фильма «Мечтатели»
В 15 лет романтика не вычурна, а свобода не конфликтует с сытостью и холодильником. Возраст, как и соответствующее ему состояние души, — крайность по природе, кульминация почти биологического радикализма. Однако причина, по которой фильм влюбил в себя подростков всех последующих поколений, разойдясь по синефильским общинам, — не в его вневременной актуальности и даже не в заманчивой раскрепощенности.
«Мечтатели» подарили иную философию жизни — утопичную и черно-белую (впрочем, как и вся приведенная в фильме классика). Средин, как и седин, в этом мире нет или их рьяно презирают, хотя обман воображения состоит прежде всего в гибкости его фундаментальных истин. Пока Чарли Чаплин и Бастер Китон конкурируют за звания великого и смешного (ведь двух таких белый свет не вынесет), насилие отвратительное конкурирует с насилием праведным.
Кадр из фильма «Мечтатели»
Конечно, кино — не последнее, что занимает большого режиссера. Галерея ретроспективных кадров — не только и не столько дань эскапизму или ностальгии, но возможность прочувствовать общую природу равноценных киновселенных. Их персонажи становятся героями грез мечтателей — от Греты Гарбо и Надин Нортье до подражающей им Евы Грин.
Она же напоминает о Николь Стефани, сыгравшей прообраз бунтарки Изабель в «Трудных детях» (1950) Жан-Пьера Мельвиля. Картина была снята по одноименному произведению Жана Кокто, которое вдохновило Гилберта Адэра на «Мечтателей».
Кадр из фильма «Мечтатели»
Каждый большой режиссер рано или поздно приходит к тому, чтобы снять свою точку зрения на тему кино как искусства, и для Бертолуччи это ожидаемо (учитывая увлечение режиссера фрейдизмом) обретает форму вуайеристского наблюдения. Авторская ирония заключается в том, что зритель уличается ровно в тех же отклонениях, что и герои, чью изолированную от уличной пульсации жизнь он неотрывно смакует. Вновь деление на условный и реальный мир стирается словно песочные замки, омытые морским прибоем.
Жизнь Тео, Изабель и Мэттью — сплав того, что молодые люди церемониально нарекли личностной свободой: половая раскрепощенность, синефилия (звучит как очередная сексуальная перверсия), вооруженный мятеж. Всё в каком-то смысле — проявления взбунтовавшейся плоти. Кино в той же степени, что секс и революция, деформирует и подчиняет тело, наделяя его значениями, формами, а часто и новыми возможностями. Реальность же настолько скучна и несовершенна, что поверить в мираж, зеркально отражающий истину, легче, чем прослушать очередную сентенцию обуржуазившегося отца-поэта.
Кадр из фильма «Мечтатели»
В то же время Тео и Изабель, близнецы фактические и фигуральные, несут в себе главную (по признанию Тео) отцовскую идею — о единстве поэзии и петиции. Политическое, сливаясь с поэтическим, образует нечто, тождественное браунинговским «уродцам». Как бы консервативный американец Мэттью ни пытался разъединить близнецов-французов, нормализовать и уподобить их традиционной норме (такой в представлении сильно отставших от европейских «новых волн» американцев должно быть кино, не зависящее от социальной реальности) — сепарация двух фундаментальных начал оказывается болезненной и истошной.
Кадр из фильма «Мечтатели»
Изабель как воплощение искусства и поэзии (не зря она появляется в образе Венеры Милосской — абсолюта красоты) нуждается в порочной кровосмесительной связи с Тео, в образе которого сосредоточивается вся баррикадная риторика того времени. Миссия Мэттью обречена с самого начала: нерушимая кровная связь между политикой и искусством вшита в ДНК французской культуры, воплотившейся в кипящем котле Синематеки и в протяжном «Non! Rien de rien» Эдит Пиаф, которое подводит итог «Мечтателей» и мечтателям.
Кадр из фильма «Мечтатели»
Мир убежденных идеалистов — великая иллюзия, которой юные герои так нарциссически упиваются и о которой Бертолуччи впервые говорит с чувством меланхолии и необратимости. Сними он «Мечтателей» на пару десятков лет раньше, герой Луи Гарреля (наверняка в исполнении Пьера Клеманти) возбужденно и сердито расхаживал бы по коридорам, зачитывая строки поэта Франсиса Понжа, а его сестра (в лице Доминик Санда) с лукавым азартом вынашивала бы очередную провокацию, направленную против застенчивого американского кавалера. Вот тогда каждый искал бы вдохновения в маоизме и приводил теории о книгах, разоруживших винтовки.
Кадр из фильма «Мечтатели»
Тогда они были бы не мечтателями, а мыслителями, не проецирующими революцию (в воображении или на пленке), а программирующими ее.
Но «Мечтатели» — фильм про эскапистов, а не бунтовщиков. Их мир, подобно самодельной хижине из подушек, — продукт ребячества и вечно не взрослеющей психики. Их первое и единственное занятие — игра. В кино ли или в революцию — значения не имеет.
