Концентрация стресса для зрителя эпохи TikTok: обзор сериала «Медведь»

. Чем тревожное кулинарное драмеди покорило аудиторию

Кинокритик Ефим Гугнин объяснил популярность сериала «Медведь»

Обновлено 27 июня 2024, 11:00
<p>Джереми Аллен-Уайт в роли Карми Берзатто. Кадр из сериала &laquo;Медведь&raquo; (The Bear)</p>
Фото: FXP

Джереми Аллен-Уайт в роли Карми Берзатто. Кадр из сериала «Медведь» (The Bear)

С 27 июля 2024 года на сервисе Hulu выходит третий сезон «Медведя» — напряженного кулинарного драмеди о шеф-поваре, который превращает семейную закусочную в престижный ресторан. Это один из важнейших сериалов последних лет: всего за два года он собрал шесть «Эмми» и четыре «Золотых глобуса», а актеры из него потихоньку становятся звездами первого эшелона. Причин много: «Медведю» одинаково успешно удается быть и напряженным триллером, и комфортной историей про обретенную семью.

Кинокритик Ефим Гугнин рассказывает, чем же так увлекает сериал о высокой кухне и больших эмоциях.

Трогательная история о болезненном прошлом

Молодой шеф-повар Кармен Берзатто (Джереми Аллен Уайт, всю карьеру построивший на историях про странные семейки) приезжает в родной Чикаго, чтобы управлять дешевой закусочной The Beef. Она досталась ему от умершего брата Майка (Джон Бернтал) — тот недавно покончил с собой. Решение Кармена никто не понимает: раньше он работал в самых престижных ресторанах мира, получал мишленовские звезды и стремительно продвигался к вершинам кулинарной профессии. А теперь бросил все, чтобы делать сэндвичи. Безграничная любовь к брату? Съедающее изнутри чувство ответственности? Нет, тут что-то сложнее.

В The Beef с ним работает Ричи (Эбон Мосс-Бакрак) — он называет себя кузеном Майка и Карми, хотя не связан с ними родством. Просто с раннего детства настолько много времени проводил с семьей Берзатто, что стал своим. Ему не нравится подход нового босса, привезшего с собой порядки высокой кухни. Теперь работники должны называть друг друга «шеф» и организованно следовать инструкциям. Выходит, правда, не очень: на кухне творится полный бардак.

Еще у Карми есть родная сестра Натали (Эбби Эллиотт) по прозвищу Шугар (когда-то в детстве она перепутала соль с сахаром при готовке, и ей до сих пор этого не забыли) — она обижена на Карми за то, что тот после приезда не вылезает из закусочной. Молодая су-шеф Сидни (Айо Эдебири) пытается реализовать амбиции на кухне. Кондитер Маркус (Лайонел Бойс) тихо изучает новые рецепты, пожилые Тина (Лиза Колон-Зайас) и Эбра (Эдвин Ли Гибсон) с трудом адаптируются к новым условиям. А еще один давний друг семьи, расслабленный разнорабочий Нил Фак (Мэтти Мэтисон) просто кайфует — так у Факов заведено. С этой разношерстной компанией Карми придется вытащить The Beef из грязи — может, и не в князи, но хотя бы куда-нибудь.

В последние годы или даже десятилетия тема детских травм стала распространенной в поп-культуре: о сложном прошлом уже давно переживают не только персонажи медлительных фестивальных драм, но и супергерои (любой фильм Джеймса Ганна), и даже протагонисты дружелюбных мультфильмов (почти любая «Кунг-фу Панда»). Ничего нового по теме уже не сказать, да и не очень надо: то, что нужно отпустить былое и жить дальше, все уже более-менее поняли. Но у «Медведя» и нет интенции открыть неизученные грани человеческой души. Да и вообще говорить — по крайней мере в первом сезоне — герои предпочитают только по делу.

Авторы сериала работают интроспективно: они забрасывают зрителя не только в центр гастрономического безумия The Beef, но и внутрь сложного главного героя. Мы как бы видим мир глазами Карми. Мир обрывочных кадров и пограничных эмоций, где всегда надо куда-то спешить, что-то нервно делать, кому-то что-то доказывать. У него нет времени остановиться и порефлексировать. И не по каким-то объективным причинам, а потому что он сам активно ищет себе проблемы.

Подробные флешбэки о прошлом героя мы видим только во втором сезоне — но до этого уже про все догадываемся. Про его сложные отношения с братом, который не хотел брать Карми на работу: тот из принципа начал сумасшедшую карьеру шеф-повара, вот только желаемого впечатления на Майка это не произвело. Про его дисфункциональную семью, где было принято вечно нервничать, кричать и очень мало слушать. Наконец, выйдя из этого ада, Карми нашел себе другой — такие же дисфункциональные, нервные, не прощающие ошибок «семьи» высокой кухни. Он постоянно переживает детство заново, пытается что-то в нем исправить. Упорядочить хаос, чтобы родить из него что-то прекрасное.

«Медведь» — это концентрированный стресс

В любой популярной методичке по сценарному мастерству учат простому правилу: чтобы зрителю было интересно смотреть, его нужно катать по эмоциональным американским горкам. Плохое событие идет за хорошим. За напряженной сценой следует спокойная. «Медведь» же игнорирует это правило. Целая серия может быть вообще лишена «воздуха» — герои пребывают в постоянном стрессе без возможности остановиться.

Такой подход легко мог выйти авторам боком: играть на одной ноте так, чтобы зритель не терял интерес, очень сложно. Но у Кристофера Сторера и его сценаристов получается. Отчасти помогает емкий хронометраж: многие серии идут по 25 минут, иногда меньше. Самый напряженный и лучший эпизод, «Ревью», длится всего 20 минут — и почти целиком снят одним непрерывным кадром. Но он поставлен так мастерски, что этого можно даже не заметить.

Сторер часто тычет объективом прямо в лица героев, ставит сцены на крупных планах, создает неуютное клаустрофобное чувство. Кухня Карми — это, кроме прочего, ужасно тесное пространство, где люди не иначе как чудом умудряются не сталкиваться лбами и при этом успевают что-то готовить.

Мы оказываемся заперты с героями в маленьких каморках, в их неуютных рабочих станциях и, конечно, в душащих их тревогах. Сердце тахикардически бьется, иногда на время забываешь, как дышать, но отвернуться от разворачивающегося безумия совершенно невозможно. Как и Карми, мы знаем, что из этого беспощадного хаоса может появиться что-то красивое.

Это очень современный сериал

«Медведь» не мог быть снят в другое время — и совсем не из-за тематики сериала. Истории про травмы детства, которые люди проигрывают вновь и вновь, вполне универсальны. Новизна «Медведя» — в его форме: это сериал, который могли снять только в гиперактивную эпоху быстрой информации.

Создатель шоу, его главный режиссер и сценарист Кристофер Сторер начинал карьеру со съемок стендап-выступлений Бо Бёрнема и Рами Юссефа — адептов комедии эпохи пост-YouTube, понимающих, что смешными ванлайнерами со сцены уже никого не удивить. По «Медведю» тоже очевидно, что он снят во времена TikTok и рилсов. Монтаж здесь часто экспрессивный: авторы погружают зрителя в исторический контекст Чикаго с помощью стильного слайд-шоу, а некоторые сцены готовки выглядят как пижонские видеоэссе с YouTube.

При этом «Медведь» не чрезмерен. Рядом с модными монтажными приемами сосуществует очень приземленный, квазидокументальный стиль съемки. Карми и его команду чаще всего снимает подвижная ручная камера. Как и в «Наследниках», мы будто смотрим на все глазами пронырливого журналиста, удивительным образом теснящегося на кухне с героями. При всей интенсивности съемки в «Медведе» нет визуальной суматошности: все нужные объекты всегда в центре кадра в идеально просчитанных композициях. Несмотря на хаос, зритель не теряется в том, кто чем занят и что происходит в данный момент.

А иногда Сторер радикально меняет стиль съемки. В первом сезоне хоть и редко, но все же бывают моменты спокойствия: когда герои наконец перестают орать друг на друга и, может, ненадолго, но начинают слушать. Камера вдруг останавливается, кадр расширяется, монтаж исчезает совсем: и вот два человека просто стоят и общаются, налаживают связи. Именно их так не хватает Карми. Да и вообще вечно куда-то бегущему современному человеку.

Сериал становится лучшей версией себя

«Медведь» задумывался как мини-сериал — в первом сезоне есть вполне конкретная кульминация и финал, которому не особенно нужно продолжение. Но оно есть: странно было бы не воспользоваться успехом шоу и не рассказать больше о героях. Второй сезон стилистически не пытается подражать первому, да и повествовательно сделан совсем иначе. Вначале мы следили за историей о том, как Карми пытается восстановить загибающуюся закусочную брата. В продолжении смотрим, как команда с нуля создает новый ресторан — уже высокого класса.

«Медведь» и сам становится возвышеннее. Интенсивные эпизоды все еще есть, но пространства для маневра теперь куда больше. Большинство серий посвящены истории одного конкретного человека с кухни: Маркус едет в Копенгаген учиться мастерству кондитера, Сидни ходит по ресторанам Чикаго, чтобы набраться опыта, Тина и Эбра отправляются в кулинарную школу, Ричи какое-то время работает официантом в высококлассном заведении. А у Карми даже появляется романтическая линия, скорее функциональная, но все же. В первом сезоне сложно было бы даже представить, что у него найдется время на что-то кроме работы.

В середине сезона авторы идут на эксперимент: шестая серия, «Рыбы», длится 66 минут и вся разворачивается в прошлом. Мы наблюдаем за одним рождественским ужином семьи Берзатто и теперь понимаем, почему Кармен такой тревожный невротик. Крики, обиды, суматоха, наконец, бросающийся вилками Майки. Этот эпизод мог бы поставить какой-нибудь Ноа Баумбак, если б был холериком, а не флегматиком.

Во втором сезоне сериал чуть расплывается, теряет индивидуальность — это уже куда более стандартизированное драмеди, местами напоминающее менее добрую версию «Теда Лассо». Вместе с тем сложно представить, как эту историю можно было развернуть иначе, не уходя в откровенные самоповторы. Авторы не смотрят назад и находят другие способы рассказывать истории в своем турбулентном мире. Надеемся, что и в третьем сезоне они не подведут.

Поделиться