«Поэзия — вещь суровая»: 100 лет со дня рождения Булата Окуджавы
. Вспоминаем его рассказы о войне, репрессиях, первых стихах и судьбе100 лет со дня рождения Булата Окуджавы: вспоминаем его рассказы о войне и жизни
«Совесть, благородство и достоинство — вот оно, святое наше воинство». 9 мая 1924 года родился Булат Шалвович Окуджава — советский и российский поэт, бард и композитор, чей творческий путь начался прямо на войне, после ранения под Моздоком.
Окуджава добился отправки на фронт из Тбилиси 17-летним парнем, несмотря на сложности из-за арестованного и расстрелянного в 1937 году отца, а потом и арестованной матери. Тогда и братьев Окуджавы, и его сестру Ольгу расстреляли.
После демобилизации с наградами «За оборону Кавказа» и «За победу над Германией» работал учителем в селах Калужской области; редко писал стихи, но в 1956-м все-таки выпустил первый сборник «Лирика». Обоих родителей Окуджавы реабилитировали в том же году, и поэт начал активно выступать со своими стихами. За 30 лет творчества, позднее рассказывал он, Окуджава написал более 150 стихотворений и песен.
Журналист Феликс Медведев так охарактеризовал явление Булата Окуджавы: «Существует целый мир Окуджавы, который нельзя подсчитать, объять или разъять. В этом мире не только ваша личная судьба, но судьба времени».
О совести, благородстве и достоинстве, как и о военном времени, Окуджава регулярно по-учительски напоминал в своих выступлениях и интервью, с грустью и надеждой стараясь принять и оценить меняющийся на глазах мир. Он умер в 1997 году в возрасте 73 лет.
В материале использованы следующие источники: телепередача «Зеленая лампа», 1988 год (YouTube); журнал «Новый берег», номер 6, 2004 год; «Новая газета», номер 32, 2005 год.
О самоанализе и воспоминаниях
«Я был очень политический мальчик. И я знал, что мои родители такие коммунисты, каких не бывает вообще в природе. Произошла ошибка какая-то. И когда это до Сталина дойдет, он все исправит».
«Жили мы впроголодь. Страшно совершенно. Учился я плохо. Курить начал, пить, девки появились. Московский двор, матери нет, одна бабушка в отчаянии. Я стал дома деньги поворовывать на папиросы. Связался с темными ребятами. Как я помню, у меня образцом молодого человека был московско-арбатский жулик, блатной. Сапоги в гармошку, тельняшка, пиджачок, фуражечка, челочка и фикса золотая».
«Сегодня я черпаю силы из истории. Я не склонен идеализировать прошлое, но считаю, что те понятия чести, благородства, порядочности, та вера, которые были в то время, утрачиваются нами с каждым днем все более и более».
«Первую песню я написал, когда мне было 18 лет. На фронте, в 1942 году. Написал подражательную вещь, очень слабую, но для своих ребят, для своего подразделения. И мы ее пели. Вторую — когда я был студентом и считал своим долгом написать студенческую песню. Это была «Гори, огонь, гори» в 1946 году. А потом десять лет я вообще не думал о песнях. Но в 1956 году мне показали три аккорда на гитаре, и я начал петь. Вот, прошло 30 лет, а я знаю семь аккордов».
«Моя первая пластинка вышла через 20 лет после того, как я начал этим заниматься, — в 1976 году».
«Фельетоны обо мне писались. Со мной боролись. Было непривычно. Должен вам сказать, что моя литературная судьба сложилась благополучно, по сравнению со многими. Меня приняли в Союз писателей, я стал выступать (не всегда мне разрешалось это делать). Сейчас очень много людей объявили себя предтечами перестройки, но я себя не могу к ним причислить».
О войнах и политике
«Мы всегда плохо помним прошлое. Это наша специфическая болезнь. Мы не учимся на ошибках. У нас опять главенствует наше старое печальное «авось».
«Когда я отправился на фронт, во мне бушевала страсть защищать, участвовать, быть полезным. Это был юношеский романтизм человека, не обремененного заботами, семьей. Я не помню, чтобы простой народ уходил на фронт радостно. Добровольцами уходили, как ни странно, интеллигенты, но об этом мы стыдливо умалчиваем до сих пор. А так война была абсолютно жесткой повинностью».
«На фронте были свои достоинства: какая-то раскованность, возможность сказать правду в лицо, себя проявить, было какое-то братство. И все, пожалуй. Война учила мужеству и закалке, но закалку и в лагере получали. А в основном это был ужас и разрушение душ».
«Войну может воспевать либо человек неумный, либо, если это писатель, только тот, кто делает ее предметом спекуляции. И поэтому все эти повести и романы наших военных писателей я не могу читать, я понимаю, что они недостоверны. Редко кто бывал достоверным. Люди придумывали свою войну и себя в ней».
«Я вижу, насколько убоги люди, от которых зависит решение этого вопроса. Может быть, они и понимают, что совершили ошибку, но никогда в этом не признаются. Потому что ныне и «совесть», и «благородство» отступили на задний план, ничего этого сегодня нет. Вы знаете, я гляжу на это все и понимаю, что все-таки советская власть продолжается. Под новыми лозунгами, с новыми именами, но продолжается».
«Люди, которые создавали советскую власть, они были, может, и преступниками, и слепыми, но бескорыстно хотели, чтобы я был счастлив. Правда, они меня не спрашивали, что мне нужно для счастья. А нынешние — циники, которые готовы произносить любые лозунги, лишь бы устроиться поудобнее».
«Общество воспитывалось на браваде. Грехи, слабости и просчеты прикрывались бравадой. А я не входил в эту категорию, и поэтому меня пытались отвергнуть».
«Советский Союз поддерживался палочной системой, и после того, как палку убрали, он сам собой развалился. И тогда все мы показали свое истинное лицо. Тогда распад был естественен, но я уверен, пройдет время, мы переболеем и опять соединимся, но в новом качестве. Иначе и быть не может, потому что существует многовековая общая культурная и экономическая история. От этого никуда не уйдешь. Посмотрите, даже Европа идет к объединению, а они такие разные. Хотя при этом французы остаются французами, итальянцы — итальянцами. Сегодня мир усложнился, и спастись можно, только объединившись. Я думаю, когда мы перебесимся, все войдет в свою колею».
«70 лет наше общество подвергалось такой деформации и деградации, что сейчас мы ощущаем катастрофическую ситуацию. Под уровнем культуры я понимаю не только область поведения, но и уровень политической культуры, экономической культуры, нравственной культуры — во всех областях уровень очень снижен».
«Эта система репрессировала моего отца, мать, дядей, моя мать просидела 19 лет — я, конечно, этого простить не могу. Но я не прощаю не конкретным людям, не Сталину или Берии, а именно этой системе, которая продолжается и сегодня».
Об искусстве и любви
«Искусство не воспитывает, оно существует только для того, чтобы быть противовесом злу. Без него мы бы давно перегрызли горло друг другу. Литература неспособна воспитывать, она только влияет на наши души. Это как прививка. Человечество во все времена болело, в большей или меньшей степени, и искусство, излечивая его, появляется в большей или меньшей степени. Кого-то удивляет, что при тоталитаризме наступает расцвет искусства, а при свободе и благоденствии оно, напротив, в упадке. Просто это закон, задача искусства — противостоять злу, а не воспитывать».
«Я всегда очень любил музыку, понемногу писал стихи, и какие-то из них мне захотелось спеть, а тут еще мне показали три аккорда на гитаре — вот я и запел. В то время уже появились первые магнитофоны. И вот в 1956 году я впервые услышал из окна какого-то дома свою песню. Голова, конечно, закружилась».
«Наше общество находится на очень низком культурном уровне. Вы знаете, в чем главная особенность нашего времени — это неуважение к личности. Мы так долго истребляли личность, что и уважать-то осталось некого. И еще, мы всегда живем под чьим-то руководством, будь то царь-батюшка, барин, генсек или начальник, — и поэтому мы разучились самостоятельно думать».
«Когда сменится несколько поколений, вырастут другие люди, не несущие на себе этого рабства, с новой психологией».
«Во всяком искусстве и творческой работе есть элемент тайны, который квалифицировать нельзя. В этом и прелесть».
«Авторская песня — это прежде всего настоящие стихи под аккомпанемент. Людей, причастных к этому жанру, таких как Высоцкий, Юрий Ким, я могу отметить. Всех, поющих под гитару, я люблю, но это ничего не говорит о качестве. Скорее о моем хорошем отношении к ним. Поэзия — вещь суровая. Есть небольшой отряд людей, которые продолжают серьезно работать в поэтической области, не приспосабливаясь к вкусам массовой публики. Те, кто приспособились, ушли в эстраду».
«Я себя считаю профессиональным литератором. В смысле музыки я дилетант, нот не знаю. Как гитарист я абсолютный профан, и как вокалист. Но у меня есть такое желание — исполнять свои стихи под аккомпанемент. Но когда я услышал некоторые свои вещи в оркестровой обработке, я вдруг подумал, что я не такой уж плохой композитор».
О счастье и вере
«Во мне нет никаких обид на жизнь. В этом смысле я человек очень трезвый, реалистичный. Моя жизнь состоялась по моей воле и по воле обстоятельств судьбы. Конечно, есть сожаления: отца расстреляли в 1937 году, арестовали мать. Но вообще-то я себя всегда чувствовал счастливым человеком. Я всегда делал то, что мне нравилось, в чем видел свое предназначение. Хотя было и немало трудностей».
«Я грустный оптимист. Я был воспитан на стопроцентном атеизме. Но моя жена — верующая. И она очень сожалеет, что я этого не принимаю. Я несколько раз пытался сбросить с себя это воспитание, но мне это не удалось. Хотя многие святые отцы церкви считают меня глубоко верующим человеком. Это каким-то образом натурально во мне существует».
«Шумные компании у меня дома уже не собираются. Я это не люблю, по природе я одиночка».