«Последнее лето»: обзор спектакля с Пересильд и Смеховым
. Постановка в Театре наций про интеллигенцию начала XX века
Юлия Пересильд в спектакле Театра наций «Последнее лето»
В ноябре в Театре наций, на Малой сцене, можно увидеть новый спектакль «Последнее лето» Даниила Чащина с Юлией Пересильд и Вениамином Смеховым. События разворачиваются во время Первой мировой войны в курортном поселке Куоккала (в современности — Репино, Ленинградская область), облюбованном петербургской интеллигенцией начала XX века.
Обозреватель РБК Life и автор телеграм-канала «Что посмотреть?» Елена Свиридова считает, что у «Последнего лета» есть потенциал стать зрительским хитом, но есть и недостатки.
В репертуаре Театра наций с интенцией на поучительное пророчество из прошлого появилась новая постановка — «Последнее лето» Даниила Чащина. В ее основе киносценарий «Куоккала» Анны Козловой, перу которой принадлежат сценарии сериалов «Медиатор», «Самка богомола» и «Краткий курс счастливой жизни».
Август 1916 года, последние беззаботные вечера интеллигенции перед революцией, приходом большевиков к власти, «мясорубкой» войны. Всего этого пока не произошло, но холодный ветер перемен герои спектакля уже ощущают. Все они собраны на чеховский манер и время проводят так же. Хозяйка поместья Анна (играют Юлия Пересильд и Елена Николаева в разных составах) собирает литературные гостиные с шампанским. На вечера приходят ее родственницы — бойкая Лидия (Серафима Красникова), инфантильная Катя (Мила Ершова) и сосед-доктор, очевидно влюбленный в Анну. Ее муж (Дмитрий Чеботарев и Михаил Тройник) пока на войне, но скоро вернется, искалеченный психологически. Вместе с ним в доме появится новый распорядитель Прохор (Иван Добронравов и Василий Бриченко) — приживалец из низов.
Спектакль «Последнее лето» построен интроспективно: героев мы видим глазами маленького мальчика с красноречивым именем Ники (Никита Загот и Андрей Титченко). Его же, но преклонного возраста играет Вениамин Смехов. Он первым появляется на сцене и заводит шарманку воспоминаний стихотворением Давида Самойлова «Выезд». «Помню — папа еще молодой / Помню выезд, какие-то сборы...» — из строчек стихотворения постепенно вырастает сюжет и его персонажи.
Заголовки анонсов постановки вроде «Смехов и Пересильд сыграют дачников» и «хипстерская» фотосессия на фоне старых домиков в Репино, где проходила лаборатория подготовки к спектаклю, готовили к легкому спектаклю с аллюзиями на русских классиков. На деле зритель оказывается среди осколков чеховских пьес и сценографической «копипасты». Вот эти шторы разве не так же развивались в «Войне и мире» Римаса Туминаса? А эти разбросанные яблоки по сцене случайно не из «Евгения Онегина»?
Режиссерские решения традиционны и предсказуемы: групповые сцены чередуются с манифестирующими философскими монологами. Музыка не оттеняет, а усиливает тревожный фон спектакля. Струнные и шумовые композиции в моментах сценарного слома воспринимаются скорее манипулятивно, чем художественно точно.
В спектакле возникает путаница со временем. По задумке Козловой, зритель наблюдает за августовскими днями 1916 года, но Прохор называет кухарок «женщины-товарищи», хотя партийная окраска слова пришла после Революции 1917 года. Возможно, эта речевая характеристика — предчувствие будущей судьбы рядового. Или неточности уместны в сюжете — ведь здесь движком оказываются воспоминания.
Уровень цитат и отсылок не позволяет отнести постановку в раздел постмодернистских работ. Простота и однозначность приемов клеймит ее штампом предсказуемого театра. На пафос и морализаторство вокруг разговора о войне смотреть неприятно.
Зато убедительнее в «Последнем лете» становится актерская игра. Сюжет закручен вокруг визита медиума и его рокового подарка для Ники — колоды карт. Мальчик, поцелованный смертью, но выживший во время несчастного случая в раннем детстве, становится неразлучен с магическими картинками. На забаву, а затем и на ужас взрослым, они в руках Ники предсказывают скорую смерть любимым поэтам семьи — Сергею Есенину, Ивану Бунину, Осипу Мандельштаму.
Колоколом рока звучит стихотворение «Рабочий» Гумилева: «Пуля, им отлитая, просвищет / Над седою, вспененной Двиной, / Пуля, им отлитая, отыщет / Грудь мою, она пришла за мной». Обитателям Куоккалы карты тоже не готовят ничего радужного: ссылка, эмиграция, война, одиночество. И только Анне судьба не припасла «ничего значительного», что пугает несчастливую жену не меньше страданий и скитаний. Прохору предсказывают скорую метаморфозу: из человека с крестом у сердца он станет палачом, который будет расстреливать священников. Сам он не верит этому предсказанию, но зритель уже угадывает в нем характерные холодность и жестокость, эгоизм и высокомерие.
Один из лейтмотивов спектакля — «Кокаинетка» Александра Вертинского: она звучит и в фоновом сопровождении постановки, и в исполнении персонажей под гитару. Стихотворение и мелодия как раз были рождены в 1916 году в Москве, оттого диегетичность этого произведения сомнительна и остается лишь додумывать, каким образом песня смогла так быстро овладеть сердцами интеллигенции. И все же она необходима для целостной картины: образ Пьеро у Вертинского рифмуется с картой Повешенного, которую достает Ники: одинокий, не понятый миром и беззащитный человек перед лицом огромного мира.
Биографы писали о Пьеро Вертинского: «Комичный страдалец, наивный и восторженный, вечно грезящий о чем-то, печальный шут, в котором сквозь комичную манеру видны истинное страдание и истинное благородство». То же самое можно сказать о Ники: на устах маленького мальчика — страшная истина, приближающийся рок, неизбежность которого никто из персонажей не в силах принять.
Визионерство в постановке берет на себя, помимо карт, еще и поэзия. Лирическими отступлениями, эмоциональными пометками на полях звучат стихотворения в исполнении Смехова, все члены семьи Анны читают шуточно (и не очень) своих любимых Цветаеву и Гумилева. По саду гуляет призрак-воспоминание матери Анны (Людмила Трошина) и тоже декламирует то стихи, то молитвы.
«Последним летом» Даниил Чащин закрепил, как бабочку на булавку, радость и тревогу исчезнувшей эпохи, расставил по спектаклю маяки-предчувствия, предостерегающие героев постановки.
И все зря: они не верят картам, да и судьбоносные уроки не усваивают. Предначертанное произошло, оставив в самом финале одиноких призраков ушедших дней. Они живы в воспоминаниях Ники и время от времени возникают в заброшенном поместье, повторяя по кругу свою историю — праздно проводить дни и не верить жутким пророчествам.
