Почему Иран охватили масштабные протесты и при чем тут хиджаб
. Женщины по всей стране сжигают платки и отрезают волосы16 сентября в больнице в Тегеране скончалась 22-летняя Махса Амини. За три дня до этого ее задержала полиция нравов за непокрытую голову. Точная причина смерти девушки остается неизвестной, но, согласно наиболее распространенной версии, ее гибель стала последствием избиения силовиками. В полиции настаивают, что девушка умерла от сердечного приступа.
Вскоре после того, как о смерти Амини стало известно широкой общественности, страну охватили массовые беспорядки. Предположительно, по своему масштабу они превзошли все столкновения, происходившие в Иране в последние годы.
Разбираемся, как обстоят дела в Иране, при чем тут хиджаб и почему смерть Махсы Амини оказалась последней каплей в истории тысячелетней борьбы консерватизма и непокорства.
Просвещенные шахи
Иран — это закрытое государство с очень сложной историей. До 1979 года власть в стране принадлежала шаху Мохаммеду Резе Пехлеви. Сейчас сложно это представить, но при нем Иран, как, впрочем, и многие другие государства Ближнего Востока, развивался по светской западной модели и активно модернизировался. В стране разворачивалась масштабная программа индустриализации, внедрялась западная система образования, а на международном уровне Тегеран поддерживал очень теплые отношения с США и Израилем.
Все это кажется не столь фантастическим, если разобраться в истоках власти шаха.
Персия, как раньше назывался Иран, была лакомым кусочком для западных колонизаторов: страна с тысячелетними традициями и древней культурой в их глазах была очередным рынком сбыта и источником сырья. В результате к началу XX века Персия оказалась в положении страны имеющей лишь формальный суверенитет. И даже им Россия и западные государства пренебрегали.
В 1907 году Москва и Лондон буквально разделили Персию на две части. Север оказался под фактическим российским контролем, а юг был включен в сферу британского влияния. Попытки отстоять национальную гордость предпринимал отец Мохаммеда Резы Пехлеви, Реза-шах Пехлеви. Именно он потребовал на международном уровне использовать в качестве имени страны ее самоназвание — Иран.
В 1941 году история повторилась: Советский Союз и Великобритания оккупировали Иран после того, как его правитель, Реза-шах Пехлеви, отказал им в размещении войск. Иран стал еще одним коридором для транзита стратегических грузов. Молодой Мохаммед Реза Пехлеви ради сохранения своей власти активно сотрудничал и с советской, и британской стороной. Ему приходилось помнить о судьбе своего отца, который был изгнан из страны и умер в 1944 году на чужбине.
После ухода советских и британских войск в 1946 году в стране начало набирать популярность движение за возвращение стране фактического суверенитета. Его возглавил лидер «Народного фронта» Мохаммад Мосаддык. Весной 1951 года правительство приняло фатальное решение о национализации нефтяной промышленности, которая почти целиком находилась под контролем Англо-персидской нефтяной компании. Через два года Мосаддык был свергнут при непосредственном участии западных спецслужб.
Молодой Мохаммед Реза Пехлеви усвоил урок. Нефть, а значит, и почти вся экономика страны, осталась под западным контролем. Именно это и направило Иран на западный путь развития, который, помимо всего прочего, предполагал отказ от предельно консервативного отношения к правам женщин. Впрочем, в этом плане Иран и ранее был достаточно либеральной страной на фоне ближневосточных соседей: прием женщин в университеты там разрешили еще в 1920-х годах, а в 1942 году даже создали Партию иранских женщин.
Сестра шаха, Ашраф Пехлеви, активно участвовала в политической жизни страны и способствовала улучшению положения женщин. В 1959 году она возглавила Высший совет женских организаций Ирана. А через четыре года ее брат провел крупную реформу, которая, помимо земельного вопроса и управления в регионах, затрагивала и права полов: женщинам разрешили принимать участие в выборах. В период с 1946 по 1976 год число девочек, получающих начальное образование, подскочило с 94 тыс. до 1,8 млн, а количество девушек, учащихся в вузах, — с 500 до 43 тыс. До молодых девушек в Иране докатилась и революция моды 1960-х годов: мини-юбки и короткие стрижки в Тегеране были обычным делом.
Однако все это время в Иране существовала внутренняя оппозиция, недовольная политикой вестернизации. Помимо светской, либеральной части общества, была другая — радикально выступавшая не только против западного влияния в экономике и политике, но и против всех атрибутов западного общества: греховного образования, постыдной музыки и тлетворных мини-юбок. Ее идеологическим базисом стал ислам.
Исламская революция
Традиции Ирана насчитывают не одну тысячу лет, и по сравнению с ними исламские правила жизни, которые нес арабский мир, были относительно молодыми. Достаточно вспомнить, что именно средневековая Персия, несмотря на принятие ислама, подарила миру Омара Хайяма, чьи короткие четверостишия резко контрастировали со строгими религиозными запретами.
Опасайся плениться красавицей, друг!
Красота и любовь — два источника мук.
Ибо это прекрасное царство не вечно:
Поражает сердца и — уходит из рук.
В условиях правления шаха Мохаммеда Резы Пехлеви пространство для строгого соблюдения норм шариата быстро сокращалось. Если сельское население и жители таких крупных центров ислама, как город Кум, еще придерживались строгих исламских норм, то жители столицы и густонаселенных городов, а также государственная элита и выросшая при шахе молодежь все больше перестраивали свою жизнь под светские законы.
Все это порождало напряжение между консервативной исламской оппозицией и властями. В 1963 году, после протестов, вызванных шахскими реформами, из страны был изгнан лидер исламистов, Сейид Рухолла Мусави Хомейни. К тому времени он уже успел заслужить высший шиитский духовный титул — аятолла. В изгнании он успел сменить несколько стран, переехать из Турции в Ирак, а затем — в Париж, откуда продолжал призывать к свержению власти шаха. Одновременно он резко критиковал западные страны и Израиль. Недолюбливал Хомейни и Советский Союз: атеистическое государство, несмотря на противостояние с западным миром, вряд ли могло заслужить хоть каплю симпатии в глазах религиозного лидера.
В конце 1970-х годов напряжение достигло апогея. Предпосылки к одной из самых «антизападных» революций XX века были созданы не без участия самого Запада.
В 1977 году под давлением администрации президента США, ярого сторонника демократических и либеральных ценностей Джимми Картера, репрессии против оппозиции в Иране были смягчены, на свободу вышли сотни активистов самого разного толка, и в стране начали появляться неподконтрольные власти полулегальные политические движения. Марксистская оппозиция успеха не снискала, а вот сторонникам Хомейни удалось оседлать волну недовольства консервативной части населения повсеместным проникновением Запада в жизнь страны.
В январе 1978 года в городе Кум жестко разогнали крупную демонстрацию студентов исламских медресе. Гибель нескольких протестующих подогрела недовольство, и волнения охватили всю страну. Через год шах бежал из страны, а 1 февраля 1979 года в тегеранском аэропорту Мехрабад торжественно сел самолет с аятоллой Хомейни.
Наиболее близким к нам аналогом произошедшего можно считать события лета 2021 года в Афганистане, когда на фоне ухода американских войск из страны к власти пришло движение «Талибан» (признано террористическим и запрещено в России). Сходство здесь не только внешнее: слово «талибан» в переводе означает «ученики», «студенты». И в Афганистане, и в Иране движение против западных ценностей возглавила молодежь, вышедшая из стен исламских образовательных центров, медресе, школ исламских ученых радикального толка. Но если будущее Афганистана при талибах еще неясно, то в Иране радикальное исламское духовенство сумело создать устойчивую модель ультраконсервативного государства.
Тихий бунт в монастыре
Уже через год после Исламской революции в стране был установлен жесткий контроль над выполнением женщинами всех требований шариата. Выход на улицу без чадры или хиджаба запрещен, выбор профессий ограничен. Власти ввели раздельное обучение юношей и девушек, разводы по инициативе женщин стали невозможны, а традиции многоженства и временного брака — не просто легальны, а одобряемы. Женщины даже не могли кататься на велосипедах за пределами специально отведенных для этого мест.
Контроль за соблюдением строгих правил возложили на специальную полицию нравов — «гаштэ эршад», или «назидательный патруль». Основанием для задержания по сей день может стать, к примеру, непокрытая голова у женщины. Но в зоне внимания — оба пола. И мужчин, и женщин могут задержать за вызывающую одежду или за одежду с надписями, которые покажутся сотрудникам провокационными или «немусульманскими», а также за «близкое общение» — например, поцелуй или объятия.
Кроме того, есть контроль за вывесками магазинов, ресторанов и торговых центров: если сотрудники полиции или просто активисты сочтут их излишне «западными», то хозяин такого заведения может подвергнуться наказанию, а возмутившее хранителей исламских ценностей изображение — оперативно убрано с глаз долой. Кампании по контролю над визуальным наполнением улиц проводятся время от времени. В период такой кампании, гуляя по улицам, можно легко заметить наспех закрашенные надписи на рекламных щитах, закрытые магазины и кафе.
Наказания как за уголовные преступления, так и за несоблюдения норм шариата могут быть самыми суровыми, вплоть до смертной казни. Самый распространенный вид казни — повешение, изредка практикуется забивание камнями. Последнее обычно применяют к женщинам, и основанием для этого традиционно являются обвинения в «разврате» и измене.
Ситуацию усугубляет сложное устройство судебной системы страны: параллельно с общеуголовными и административными судами действуют так называемые исламские революционные суды, в которых заседают представители духовенства. Именно в их ведении находятся преступления, связанные с употреблением алкоголя и наркотиков и иными проступками против шариата. На практике часто такой суд состоит из одного человека — религиозного судьи, а процессы проходят без адвоката.
Однако эта почти средневековая суровость закона при столкновении с современностью дает слабину. У читающих описание жизни общества в Иране может возникнуть представление о стране как о закрытом монастыре, где все подчинено строгим нормам ислама. Но на практике жизнь в Иране выглядит иначе.
С 1979 года прошло более 40 лет. Все это время в стране существует фактически двойная система власти. С одной стороны это исламские органы контроля, возглавляемые Высшим руководителем страны (рахбаром), — с 1989 года эту должность бессменно занимает аятолла Али Хаменеи, духовный наследник Хомейни. Ему подконтролен Корпус стражей исламской революции (КСИР), который играет роль его силового аппарата. Параллельно с исламскими институтами власти функционирует светское правительство, которому подконтрольны армия, полиция, административные органы. Исламские структуры надзирают над ним, но этот контроль не тотален.
Разделение на уровне власти — это верхушка айсберга. Общество в Иране точно так же расколото на последователей шариата и тех, для кого религиозные нормы в быту сакральной ценности не имеют. Открытое неповиновение строгим правилам невозможно: КСИР и полиция нравов имеют широчайшие полномочия для выявления и наказания непослушных. В результате светское общество уходит в подполье.
В стране официально полностью запрещен алкоголь. Тем не менее в Тегеране молодежь устраивает вечеринки со всеми их атрибутами, хорошо знакомыми жителям стран с западной культурой, — за городом, в конспиративных клубах или квартирах. Стороннему человеку (например, туристу) купить спиртное едва ли представляется возможным. Но контакты дилеров распространяются из рук в руки. Короткая переписка через проверенного человека — и продавец уже направляется к вам с мини-баром.
Во время Исламской революции виноградники по всей стране были усердно вырублены, в том числе в древнем центре виноделия — Ширазе, но запретить виноград целиком нельзя, а значит, и ширазское вино. То же самое касается «греховной» западной музыки: кампании по борьбе с ней долгие годы опустошали прилавки продавцов компакт-дисков, но с распространением интернета запрет быстро ушел в прошлое.
Многие запреты в принципе соблюдаются весьма условно. Это относится и к женскому облику. В отличие от Саудовской Аравии, где увидеть женщину с непокрытой головой на улице невозможно, в крупных иранских городах найти девушку в классическом хиджабе сложно. Значительная часть женщин либо предпочитают легкие платки, выглядящие скорее как модный аксессуар, либо и вовсе крепят почти прозрачный платок к пучку волос, открывая прическу.
Тем временем в курортных городах расцветают (несмотря на давление со стороны блюстителей исламских ценностей) заведения сферы услуг западного типа: например, в приморском Бушере можно найти кофейни с фраппучино и даже модные барбершопы.
Этот «тихий бунт» отличается тем, что характерен он не только для молодежи, но и для старшего поколения, заставшего свободные годы правления шаха и первые годы после Исламской революции. Строгие нормы ислама во многих семьях воспринимаются одновременно и молодым, и старшим поколением как искусственно навязанные. Популярность власти аятоллы у светской части общества невелика, а период правления шаха вспоминается с ностальгией, которая очень знакома жителям России, пережившим развал советского общества, — хотя процессы демократизации в нашей стране и исламизации в Иране шли строго противоположными курсами.
Но при этом не исчезла и база поддержки исламского правления. Относительно маргинальные радикальные исламисты шахской эры вошли в элиту, медресе в Куме, носящее ныне имя Хомейни, по-прежнему кует преданных сторонников аятоллы, а КСИР пополняется теми, кого привлекают не только знамена ислама, но и резкая антизападная риторика.
В результате за 40 лет, прошедших с Исламской революции, иранское общество не стало монолитно — напротив, раскол его светской и религиозной частей еще больше усугубился. И та, и другая стороны имеют исторические корни: у Ирана Омара Хайяма не меньше прав, чем у Ирана аятоллы Хомейни. Идущие в Иране протесты — это апогей глубоких культурных противоречий, которые время от времени выплескиваются на улицы.
В глазах светской части населения погибшая в руках полиции нравов девушка — это еще одна жертва из числа многих пострадавших от религиозных репрессий.
Национальный вопрос
Масла в огонь подливает и пестрая этническая структура Ирана. Из-за продолжающейся ассимиляции национальных меньшинств, а также из-за закрытой статистики точно оценить, сколько представителей каждого народа проживает в стране, достаточно сложно. Однако по наиболее распространенной оценке, 61% населения Ирана — это персы, 16% — азербайджанцы, 10% — курды, 6% — луры, по 2% — белуджи, арабы и армяне.
Многие народы проживают компактно в своих исторических провинциях. Например, азербайджанцы составляют большинство населения в Иранском Азербайджане на северо-западе страны. Их в Иране даже больше, чем в независимом Азербайджане, — примерно 14 млн против 10 млн. В провинции Хузестан на юге, на берегу Персидского залива, сконцентрированы арабы и луры. Вместе с этническим составом от провинции к провинции меняется и язык: человеку, говорящему на арабском языке, в Хузестане может быть комфортнее, чем говорящему на фарси (персидском).
Наиболее «горячая» провинция Ирана — это Иранский Курдистан. Курды — это древний народ, населяющий горные регионы в самом сердце Ближнего Востока. Сейчас этот народ разделен государственными границами Турции, Ирака, Сирии и Ирана — и во всех этих странах курдские провинции стали настоящей головной болью для центральной власти. В Иракском Курдистане, к примеру, курдская автономия после войны получила фактическую независимость и требует от въезжающих получения собственной визы. Сирийский Курдистан после начала гражданской войны в стране также оказался неподконтролен Дамаску.
Иран и Турция избежали этого сценария, но и там, и там подавление курдского национального движения потребовало привлечения армии и жестких репрессий.
В нынешних протестах национальный раскол сыграл не меньшую роль, чем культурный. Погибшая 22-летняя Махса Амини по происхождению — курдка. Об этом говорит и то, что мать называет ее «Жина» — это курдское имя, которое ей хотели дать при рождении, но так и не смогли из-за несогласия МВД.
Символ раскола
В деле Махсы Амини наглядно видны все те проблемы, с которыми сейчас сталкивается Иран.
По рассказу матери, Амини приехала в столицу из Иранского Курдистана как турист в сопровождении брата. При выходе из метро ее остановил патруль полиции нравов. Блюстителям морали не понравилось то, что из-под хиджаба девушки выглядывали волосы, что на фоне не слишком строгого соблюдения запретов в Тегеране выглядит выборочной придиркой. После этого Амини отправили в полицейский участок, где ей не был положен ни адвокат, ни какие-либо иные формы защиты, доступные в светских странах. Из отделения полиции девушку в тяжелом состоянии отправили в больницу. Вскоре медики сообщили о ее смерти, утверждая при этом, что в момент поступления в лечебное заведение она уже была мертва.
В этой истории сошлось все: угнетение женских прав, бесконтрольность исламской полиции нравов, притеснения национальных меньшинств. А в распространении новостей о смерти Махсы Амини важную роль сыграл «Телеграм»: в условиях попыток власти установить тотальный контроль над СМИ площадка стала инструментом коммуникации без цензуры и завоевала в Иране популярность раньше, чем в остальном мире. Любая новость мгновенно распространяется по каналам и группам, созданным анонимными активистами.
По состоянию на 25 сентября протесты охватили 24 провинции страны. На многотысячные акции вышли женщины, недовольные своим положением при режиме аятоллы, светски настроенные жители городов, представители национальных меньшинств.
Официальные информационные агентства Ирана молчат о происходящем, не выносят новости о беспорядках на главную страницу или пытаются продемонстрировать массовую поддержку властей страны. Например, агентство IRNA на странице сайта на фарси не дает информацию о протестах вовсе. На англоязычной странице, предназначенной для читателей из-за рубежа, агентство пишет о «многотысячных демонстрациях против протестов» — их участники, утверждает IRNA, выступают против беспорядков и выражают солидарность с силовиками.
«Сотни тысяч жителей Тегерана на своей воскресной демонстрации, осудив разрушительные действия бунтовщиков, <…> подчеркнули необходимость публичного выступления против планов западных правительств, направленных на принудительное искоренение исламского хиджаба в Иране. Они призвали к решительным действиям силовых и дисциплинарно-полицейских структур против нарушителей общественного порядка, а также попросили судебную систему страны жестко расправиться с бунтовщиками. Демонстрации в поддержку правоохранительных органов и полиции проходят по всему Ирану, помимо Тегерана», — так ситуацию в столице описывает IRNA.
Интернет в стране либо отключен в некоторых провинциях, либо работает с перебоями. Жители, с которыми удается установить контакт, отказываются отвечать на вопросы журналистов, ссылаясь на жесткую реакцию властей на любые публичные выступления и угрозу собственной безопасности. Точная информация о жертвах столкновений отсутствует. Иранское информационное агентство Borna News, аффилированное с МИДом, сообщило 24 сентября о том, что в ходе протестов были убиты как минимум 35 человек.
Активисты и журналисты, освещающие детали дела Амини и ход демонстраций, сталкиваются с преследованиями и арестами. Арестована корреспондент газеты «Шарк» Нилуфар Хамеди, которая наблюдала за состоянием Амини в больнице в Тегеране.
Во всем происходящем внезапно всплыло и шахское прошлое страны. К протестующим обратился сын последнего правившего шаха, наследный принц Реза Пехлеви, который сейчас живет в США. Его слова публикуют иранские эмигрантские СМИ. 21 сентября он заявил, что «продолжение и расширение протестов и забастовок является ключом к победе», и похвалил «смелых и стремящихся к справедливости женщин». 25 сентября он уже обратился к светской армии Ирана и призвал военных выступить против КСИР и лояльных аятолле сил: «Армия является защитником страны и границы, но сегодня сложилась ситуация, когда внутренний враг стреляет в людей, <...> вооруженные силы должны быть щитом для беззащитных граждан».
Солидарность с иранскими женщинами высказывают и не связанные с политикой знаменитости: модели Ирина Шейк и Белла Хадид, певец Джастин Бибер, певица Холзи, актриса Ева Мендес, а также звезды турецких сериалов, в том числе Ханде Эрчел и Керем Бюрсин. Так, Белла Хадид выложила в «Инстаграме» (принадлежит компании Meta Inc., которая в России признана экстремистской организацией и запрещена) пост с подписью: «Покойся с миром #махсаамини Ты этого не заслуживаешь».
Ранее иранские кинематографисты, многие из которых сейчас работают в эмиграции, представили открытое письмо в знак протеста против событий, происходящих в стране, — цензуры. Его полностью поддержала Европейская киноакадемия. «Иран сейчас столкнулся с самыми строгими интернет-ограничениями с тех пор, как в ноябре 2019 года вспыхнули массовые антиправительственные выступления. Мы ненавидим цензуру во всех ее формах и полностью поддерживаем иранских кинематографистов, борющихся за выживание в атмосфере ужасных репрессий», — заявил председатель Академии, ирландский продюсер и писатель Майк Дауни.
Прогнозировать исход противостояния в Иране сложно: вся информация поступает из страны обрывками. За занавесом оборванного интернета сейчас идет борьба тысячелетнего консерватизма и тысячелетнего непокорства. Ясно одно: какой бы исход ни был у протестов, окончательную точку в этой борьбе они не поставят.