«Быков заносит меня в тайгу суровости»: Артем Быстров — о сериале «Лихие»

. РБК Life обсудил с актером новый проект, театр и отношение к жизни

Артем Быстров — о сериале «Лихие»: «Быков заносит меня в тайгу суровости»

Обновлено 25 октября 2024, 07:00
Михаил Гребенщиков / РБК
Фото: Михаил Гребенщиков / РБК

24 октября в онлайн-кинотеатрах Okko и Start вышел новый сериал от продюсерской компании «Среда» и режиссера Юрия Быкова «Лихие» — история о бандитских разборках на Дальнем Востоке, основанная на реальных событиях.

Артем Быстров исполнил роль егеря Павла Лиховцева, ради семьи вынужденно ставшего киллером. Его сына Женю сыграли сразу три актера — Егор Кенжаметов, Савелий Кудряшов и Евгений Ткачук. По сюжету отец и сын вступают в крупнейшую в мире ОПГ, которая контролирует Дальний Восток с перспективой охватить всю Россию.

История разворачивается в трех временах: начале и конце 1990-х и в наши дни. В драме семьи Лиховцевых отражается эпоха. РБК Life встретился с Артемом Быстровым, чтобы обсудить эпохи в актерской профессии, творчестве и родительстве.

— Судьба сыграла с вами шутку. Какую, оценить не берусь. Но когда слышишь название «Лихие», ничего не зная о проекте, почему-то сразу возникает предположение, что главную роль должен играть Артем Быстров. Не беспокоит ли это вас?

— Абсолютно не беспокоит. Лихое время, люди лихие, все лихое сейчас.

— Почему вы так вписываетесь на базовом уровне в это все?

— Наверное, спасибо маме и папе, роду моему нижегородскому. С детства видел я жизнь нормально, такой, какая она есть.

— Амплуа сложившееся не доставляет неудобств?

— Мне очень не нравится понятие «амплуа». Есть актер, и есть какое-то определенное направление, в котором он может работать благодаря своей внешности, психофизике, таланту. Но если делать игровое кино или спектакль, брать такого артиста и вытаскивать из него совершенно неожиданные вещи, легко можно это «амплуа» сломать. Я не испытываю никаких проблем с этим. Если режиссер хочет, он находит актера посредством проб, обнаруживается какая-то связь, в хорошем смысле, и дело сделано.

— А что из вас вытащил Юрий Быков?

— Юрий Анатольевич меня как бы заземляет, заносит в тайгу суровости.

— Это на главного героя «Лихих» сейчас был намек?

— Да. Надо же было как-то подойти к этому персонажу, к Павлу Лиховцеву. Юра очень сильно помогал мне в этом.

— Образ, на ваш взгляд, получился объемный?

— Мне сложно судить, я буду необъективен. Хочется верить, что получилось создать объем. У проекта есть сценарная структура, с помощью которой ведется разговор о поколениях. Поколение Лиховцева жесткое, следующее — сомневающееся, а за ним — совсем другое. Но как они себя ощущают — вопрос уже к Егору Кенжаметову с его ролью Жени, сына, потому что он как раз становится мостиком от одного берега к другому. В сериале есть очень важная тема — отцов и детей, и она генеральная (лично для меня). Все, что накручено-наверчено на нее, это уже контекст.

— Тема отцов и детей предполагает трагический поворот.

— Там этих трагических поворотов — замучаетесь уворачиваться.

— Вы однажды сказали, что не видите себя в комедии, зато отлично вписываетесь в драму. Но есть мнение, что лучшие комедианты как раз трагики. Насколько нужно далеко уйти от Юрия Быкова, чтобы отыскать в себе искру комедии?

— Нет, уходить не нужно. Лучше делать с Юрой комедию.

— Юрий Быков выглядит человеком рефлексирующим, а вы — человеком, у которого не хватает свободного времени на рефлексию. Мне кажется, что это два минуса для комедийного проекта.

— А минус на минус дает у нас что?

— Комедию?

— Точно! На самом деле есть комедийный проект — «Очевидное невероятное» (режиссер Александр Войтинский. —РБК Life). Мнения о нем противоречивые, и мне самому посмотреть его пока не удается. Но кому-то нравится, и там актеры повеселили народ. Порадовали — так будет правильно. Был прекрасный состав: Светлана Ходченкова, Максим Лагашкин, Павел Любимцев. Много хороших актеров.

— И вот уже мы смотрим на героя «Лихих», отца, который представляет из себя концентрацию боли, накопленной от поколений предков, и эту боль он тащит в другую, новую жизнь. Когда вы этот образ собирали, опирались, может быть, на свой обширный театральный опыт?

— Сложно сказать. Любая роль, любая работа идет тебе в копилку, что в театре, что в кино. С опытом ты начинаешь понимать, в какую сторону нужно думать, а в какую не нужно. Это непрерывный, единый процесс. Так не работает, что я сейчас открою свой багаж, начну выбирать, какую-то тему достану, буду ее осматривать со всех сторон. Чем взрослее человек становится, тем тяжелее его багаж за плечами. В актерской профессии аналогично. Так что опирался, получается, на все, что до этого делал. И теперь буду опираться и на то, что приобрел в «Лихих».

— Съемки закончились полтора года назад?

— В декабре 2023-го мы завершили съемки. Снимали в Москве, потом мощнейший блок в Карелии отсняли. И не менее мощный — снова в Москве.

— Как думаете, почему эта хабаровская история всплыла сейчас? Известный сериал про слово пацана повлиял?

— Во-первых, он рассказывает о нашей стране в то непростое время. Во-вторых, у истории есть прямая перекличка с днем сегодняшним и попытка осмыслить произошедшее в 1990-е.

— Сколько еще таких попыток осмысления нам предстоит увидеть?

— Хочется, конечно, чтобы на «Лихих» точку поставили и стали смотреть на эпоху в юмористическо-сатирическом ключе.

— А к «Детям перемен», где вы тоже сыграли, какой ключ подобран?

— Пока немного другой, но юмора там много. Судя по рассказам ребят с площадок, должно быть и смешно, и грустно.

— Получается, вы не пересекались «площадками»? Огромный состав актеров на проекте этому мешал?

— Да, конечно, взаимодействия были ограничены. Мы работали непосредственно с Софьей Лебедевой, Кузьмой Котрелевым и Денисом Парамоновым. Все братцы мои из театра. Достаточно камерно и локально получилось.

— Вы успели посмотреть «Слово пацана: Кровь на асфальте», актеры из которого снялись теперь в «Детях перемен»?

— Нет, еще не посмотрел… Я сейчас существую в таком цейтноте, что не получается выделить время.

— А сколько уже тянется этот цейтнот?

— Одиннадцать месяцев.

— Вы себя не тормозите как-то специально?

— Я ничего не делаю специально и никаких усилий не прилагаю к тому, чтобы существовать в цейтноте. Я просто живу, много работы наваливается. И это нормально.

— Мы существуем в мегаполисе, который куда-то мчится, и мы в нем тоже куда-то мчимся. Должна же быть остановка, пит-стоп?

— Пандемия такой была. Мы проводили время на даче, потом уехали еще дальше. Правда, уже на второй месяц изоляции активировалась работа — зумы, читки. Но все это было в удовольствие, потому что среди леса. Птички поют, ежики бегают, баня топится. Я много читал Бродского, нашел у него потрясающую «Балладу о маленьком буксире».

— Это душераздирающая баллада.

— Какое-то время вокруг нее были мысли сосредоточены, потом пришла идея прочесть этот текст на музыку. Иными словами, бывает, что западаешь на какое-то одно произведение. В этот раз Бродский, в другой раз — Пушкин.

— Родители ваши тоже были трудоголиками?

— Все работали всегда. Если не работаешь, не проживешь. Я даже не представляю себе, что еще делать. Пока силы есть, пока молодость есть, пока бегаешь и ноги тебя носят.

— Занятость и востребованность в театре, которые уже возвели вас в статус звезды, множество кинопроектов как-то поменяли взгляд на жизнь, может, что-то открыли?

— Я бы не назвал себя звездой. Я — артист театра. Я против этикеток вроде «амплуа» или «звезда». Потому что я вижу, как впахивают люди и на площадке, и в театре. Например, Армэн Арушаян, который сыграл, если не изменяет память, в прошлом сезоне под 200 спектаклей в МХТ им. Чехова, абсолютный рекордсмен. Когда говорят в мой адрес «звезда театра», мне неловко. В стране множество талантливых актеров.

— Вы считаете, что вам просто повезло?

— Конечно. Я благодарен за шанс, который мне предоставили, и считаю, что надо им пользоваться. И делать все, что предлагают и дальше. Кому-то надо бегать, а потом падать и спать. А кому-то сидеть, пить чай и думать. Опять же, я ничего не делал для того, чтобы нарастить какой-то темп. Поступил в Нижегородское театральное училище и с того момента все понеслось. Учеба с девяти утра до восьми вечера в училище, потом в школе-студии с 9:30 до 22:00 или позже. Предметы — от сценических движений, вокала и хореографии до английского, истории литературы, истории зарубежного театра. Это все нужно было читать и слушать, а не спать на лекциях.

— А как это удавалось?

— Так мы и спали! (Смеется.)

— Что наше поколение делает детьми перемен?

— Мне кажется, мы по умолчанию в той или иной степени дети перемен, живущие в удивительное время. Мы много говорим о 1990-х сейчас, но у меня от этой эпохи ощущение счастливое осталось: это же было мое детство, период от шести до 16. Гулянки, девчонки, футбол во дворе. Конечно, это поворотное и переломное время, период от гибели одного государства до рождения другого. Но не все в нем было ужасом и кошмаром.

— Жаль, снимают только про ужас и кошмар.

— Это можно объяснить тем, что сейчас в фокусе тема «кто сильнее, тот и прав». Но если абстрагироваться, были и открытые возможности, люди перестроились на рыночную экономику, появился бизнес, новые предприятия, произошла переорганизация. Пусть и нашим исконно русским путем, с нашим размахом и раздолбайством. Хотелось бы, чтобы наконец все это осмыслили, приняли и пошли дальше.

— У вас в копилке пронзительные трагические герои: Никитин в «Дураке», Хлудов в «Беге» (спектакль в МХТ им. Чехова. — РБК Life), сейчас это Лиховцев. Осознаете тяжесть такого груза?

— Не знаю. Честно, просто стараюсь делать свое дело, не думать ни о чем «сверху».

— Просто делать свое дело, воспитывать детей, не лепить на себя этикеток и наслаждаться работой и жизнью — такой план, правильно?

— Конечно. А как иначе? Хочешь изменить мир — начни с себя.

— Это вам кто внушил? Родители или учителя — Райкин вместе с Табаковым?

— Все вместе. И Райкин, и Табаков, и Женовач, и Хабенский. Все педагоги мои. Мне очень повезло, и я очень счастливый человек. Жить, радоваться, работать, менять себя в лучшую сторону, делать все от тебя зависящее, не плодить ненависти. Остальное как-нибудь образуется, сформируется, и все будет хорошо.

— У вас растут две дочери...

— Одной десять, другой три года исполнилось — в августе и сентябре.

— Девять — это уже третий класс, а три — даже еще не утренники.

— Да, полноценный домашний режим, а со следующего года начнется социализация.

— Когда смотрите на своих детей, вспоминая свое же детство, не ловите себя на мысли, что сейчас слишком много внимания уделяется охране их благополучия?

— Мы жили в эпоху, которая была разделена интернетом. У нас не было мобильной связи практически — такой, как сейчас. Мой первый мобильный появился у меня в 21 год. Городские телефоны, пейджеры (это для тех, кто мог себе позволить). Так что обходились просто фразой «Я — гулять».

— Сейчас вокруг детей невероятное напряжение, причем на глобальном уровне. С высоты родительского опыта можно ли оценить, насколько это утяжеленная задача — воспитывать ребенка в современности?

— Я только учусь, я еще в родителя не вырос. (Смеется.) Если серьезно, это ежедневный процесс, все время движущийся куда-то. В одну секунду тебе кажется, что ты разобрался, как вести себя с маленьким человеком. И вот это знание разлетается в пух и прах в следующее мгновение. У ребенка в голове образуются новые когнитивные соединения, и то, что говорилось вчера, сегодня не работает — нужно придумывать что-то новенькое. Это невыносимо сложно, но прекраснее этого ничего нет.

Можно многое понять про жизнь, философию, экономику, но родительство вносит какое-то дружелюбное земное притяжение и возможность, оттолкнувшись от него, дать стимул новой судьбе, чтобы она дальше куда-то стремилась. Становишься другим, когда появляются дети, вот такой фокус. У меня две дочери, и я могу теперь понять всех девочек вообще. Родится сын, и пацанов начну понимать. (Смеется.)

Родительство делает тебя, с одной стороны, увереннее в каких-то ситуациях, с другой — озадачивает, навешивает якоря, заставляет жить и принимать решения не только за себя. Но золотое время, мне кажется, будет уже дедушкинско-бабушкинское — когда там уже можно о чем-то судить и выдавать какие-то оценки и комментарии. Пока я не стану дедом, видимо, ничего толком не пойму в родительстве.

— Работа, получается, не тема для рефлексии, а родительство — как раз. Я собиралась спросить, что важнее — кино или театр, а выяснилось, важнее — семья.

— Конечно.

— И все же кинографик и театральный график чем-то различаются по загруженности?

— Везде свои плюсы и минусы. Зависит от сцены или от способа съемки. Иногда на площадке такое исполняешь на протяжении 12 часов, что, приходя в театр, не ощущаешь никаких сложностей.

— Не возникает желания сократить количество съемок в пользу театра?

— Нет, потому что все проекты образуются на пути через договоренности. Вот довелось поучаствовать в фильме про нашего олимпийского чемпиона Юрия Тюкалова, «Первый на Олимпе» (байопик режиссера Артема Михалкова. — РБК Life), потом появляется другое предложение. Отвечаешь: «Извините, мне очень понравилось ваше предложение, но время уже занято, я не могу». И все само структурируется.

Мне звонит мой педагог Марина Станиславовна Брусникина: «Быстров, ты где?» Я говорю: «Во Владивостоке». Она: «Ой, а сколько у тебя там времени?» А там два часа ночи! Приглашает в «Калину красную» играть. Когда? В октябре. Соглашаюсь. Или прихожу в театр, а там предлагают «Старшего сына» в постановке хорошего режиссера из Питера. Очень интересно, но уже некуда его втиснуть, и он сходит с моей дистанции. Скоро закончится эта киноэпопея, и зима будет полностью театральная.

— А там и Новый год. Есть традиция отмечать его по-особенному?

— Собираемся всеми родственниками. В этом году, надеюсь, будет расширенный круг, чтобы и мои родители из Нижнего подтянулись, потому что обычно это сложно: у всех семьи, работы. Но вообще, все праздники стараемся вместе отмечать. У нас дружный клан. (Улыбается.)

— В разных интервью у вас с удивлением интересуются: «Ой, а вы из Нижнего Новгорода?» Вы рассказываете, как росли в обычном дворе, как играли на ложках в школе, и сами, кажется, не видите в этом ничего необычного, в отличие от интервьюеров. Но я считаю, ваша необычность не в ложках и не во дворах Нижнего, а в энергии, которая заставляет вас куда-то нестись. Как случилось с поездкой безбилетником в Москву, в театр к Райкину, потому что шанс естественным образом оказался перед вами, и вы не упустили его.

— Вы знаете, это интересно и любопытно, потому что фамилия у меня Быстров. (Улыбается.) Общаясь с драматургами, однажды узнал, что такое антитеза. Это предложение, в котором находятся две взаимоисключающие мысли, которые приглашают читателя в коридор интерпретаций. Есть и такая антитеза: «Догоняй, Быстров!» (Смеется.) Мне все время чего-то «охочется», не сидится мне.

В последнее время размышляю, что надо перестать мыслить категориями обычности или необычности. Они, конечно, существуют, но заслуживают меньше внимания, чем им уделяют. Правильнее, мне кажется, жить по совести.

Поделиться