«У нас путь героини»: Хелависа — о песнях «Мельницы» и мировом господстве
. РБК Life поговорил с основательницей фолк-группы перед концертом в МосквеХелависа — о песнях «Мельницы» и мировом господстве: «У нас путь героини»
Наталья О'Шей (Хелависа) — основательница и лидер фолк-рок-группы «Мельница»
Через год «Мельнице» исполнится 25 лет — четверть века на российской сцене не останется незамеченной. У фолк-рок-группы, первые песни которой расходились на аудиокассетах по реконструкторскому движению, к настоящему времени издано девять студийных альбомов, состоящих из песен-шифров, которые поклонники привыкли не просто слушать, но разгадывать.
Бессменный лидер «Мельницы» Наталья О'Шей, известная как Хелависа, — арфистка, композитор и автор песен, в прошлом преподаватель МГУ и Тринити-колледжа в Дублине, кандидат филологических наук, владеющая, помимо английского, ирландским, французским языками, не понаслышке знакомая с латинским, готским, древнеисландским, древнегреческим и санскритом. В ее фокусе не только интерес к филологии, мифологии и музыке, но и литературная деятельность, одним из результатов которой стала нон-фикшн-книга «Сказки, рассказанные в октябре», которая ждет переиздания.
20 октября 2023 года «Мельница» выпустила новую пластинку — «Символ солнца», заполненную аллюзиями на русские сказки и славянскую мифологию и не оставленную без секретов. О них мы и поговорили с Хелависой в преддверии большого концерта, который состоится 17 ноября в Москве.
— У альбома «Символ солнца» многое впервые. Три концерта на Дальнем Востоке, всеми замеченная славянская монотематика, но также его мессианское назначение — подарить слушателю надежду. Как так получилось, почему это важно сейчас, на ваш взгляд?
— Это пришло само. Я, как паук в центре паутины, улавливаю вибрации. Идеи вроде «Давай-ка напишем крупную форму и сделаем альбом про фатализм» не посещают меня никогда, хотя я регулярно слышу: «А вы не хотели бы по примеру вашего коллеги Антона Круглова (композитор, автор фэнтези-мюзикла «Последнее испытание». — РБК Life) или группы «Эпидемия» написать мюзикл?» Но отвечаю отказом. Это не моя тема, не представляю, как это делается и, скажем так, вообще не люблю мюзиклы.
— Хотя вы принимали участие в некоторых…
— Да, участвовала (Хелависа исполнила партию богини Такхизис в «Последнем испытании». — РБК Life). Это интересная возможность — побыть в шкуре другого персонажа, но не центрального, в качестве гостя.
Что касается пластинок «Мельницы», то они складываются сами. Один из главных параметров, по которым я очень люблю свою работу, возможность наблюдать, как ноосфера подкидывает какие-то вещи, которые кажутся не связанными друг с другом в процессе создания альбома. А когда начинаешь собирать трек-лист, смотришь и понимаешь, к своему же удивлению, как складывается пазл. И придумываешь ему название, с которым эта «лодка» поплывет.
— Вот и «Символ солнца» — интересный выбор названия. Кажется, что пластинку можно было назвать «Дом без дома», по одноименному треку.
— Интересно, но я не люблю называть альбомы по названиям песен в них. Хотя случаи были: «Дорога сна» и «Зов крови». Но обычно мне хочется, чтобы пластинка называлась как-то еще. Продолжая метафору с лодкой, я задумывала название, где присутствовала бы солнечная ладья, которая каждый вечер уходит в то место, которое на арабском языке называется поэтичным словом «магриб»... Недавно я узнала, что название Марокко на арабском буквально означает «закат». То есть в сказке про Аладдина тот самый магрибинский колдун — это буквально колдун, пришедший с заката. Совершенно иначе считывается персонаж, и другая атмосфера возникает.
У меня была идея представления о солнце, которое умирает, рождается, исчезает, может убивать, если вспомнить стрелы Аполлона Саурохтона. Я крутила эту мысль, и в итоге пришел символа солнца — рефлексия о нем, словно оно рисунок на своде пещеры. Такое, как его видно из глубины предвечной тьмы матери Тиамат (финальный трек в альбоме носит название «Тиамат-блюз». — РБК Life). Как оно выглядит с Плутона или с Цереры. Иначе говоря, не физический феномен, центр планетарной системы, а некое представление о нем, которое встречается в каждой мифологии, в любой религии.
— Кстати, о Тиамат. Когда слушаешь альбом, первое, что бросается в уши, это вступление треком «Кащей», который отсылает к предыдущей пластинке «Манускрипт», и завершение треком «Тиамат-блюз», который тоже, кажется, принадлежит именно «Манускрипту».
— Все альбомы «Мельницы» так или иначе связаны друг с другом. Пластинка «Символ солнца» начинается с «Кащея», манифестом которого становится отрицание смерти, возникшее еще в «Балладе о Петре и Тавифе» из «Манускрипта», где «смерти нет, никакой нет».
Кащей тоже превозмогает свою смертную историю: «Я чуть не умер, но потом не умер». В течение альбома, в песне «Держи», у нас появляются определенные подозрения (кащеево яйцо, заживо погребенная пара влюбленных), а в финале мы приходим к всепринимающему облику матери Тиамат. Это предвечная мать богов, соленый Мировой океан в шумерской мифологии. И она как бы говорит: «Да, есть тьма, есть смерть, и это нормально».
— Какой путь у героя мельничной лирики?
— У мельничной лирики все-таки путь героини. Тут стоит упомянуть писательницу Варвару Попову и ее книжку «Путь героини». Мы как раз с ней обсуждали, что герой обречен сопротивляться судьбе и проиграть.
Особенно в горячо любимой мной скандинавской мифологии это хорошо видно. Сигурд, Беофульф, все нибелунги — они не знают иного поведенческого кода и всегда проигрывают. И в той же скандинавской мифологии есть такое понятие, как женщина-судьба. Гудрун в «Саге о Вельсунгах», например, может изменить ход событий. Если мужчина получает доступ к тьме, он автоматически превращается в того самого колдуна, пришедшего с заката, и у нас возникают к нему вопросы. А женщина имеет доступ к тьме по определению — так получилось. Это вечный инь, вечная Луна, ночь. Она свободно владеет этой силой. Так что в случае с «Мельницей» нам интересен именно путь героини, где мотивом идет преодоление страхов — и личных, и своих детей, и своего мужчины.
— А разве этот путь не статичен, разве героиня не как «сокрытая пещера», к которой движется любой герой мифологии? Или океан, который не может поменять локацию. Будто бы «путь героини» никуда не ведет.
— Это можно описать как спираль: мы постоянно проходим одни и те же этапы, но на разных уровнях. Движемся будто бы по кругам Дантова ада. Еще можно представить этот путь в образе Древа Сефирот. Или Древа Клипот.
— Чаще всего у «Мельницы» в песнях лирическая героиня несет в себе возмездие — обидчику, любовнику, судьбе.
— Такое бывает, но не всегда. На пластинке «Символ солнца», например, Ольга Лишина (поэтесса и соавтор Натальи О'Шей.— РБК Life) предложила сделать сиквелы к песням, изданным очень давно. Она принесла зачатки («зайчатки») текста песни «Золото», которая и стала продолжением истории, рассказанной в песне «Огонь» из альбома «Зов крови». Я согласилась. Так у нас получился сюжет о мести. Более того, есть «Царевич» с похожей атмосферой, где повествование ведется от лица жар-птицы. Правда, у этого трека другой характер, и я не могу взять в толк, почему слушатели упорно воспринимают ее всерьез, находят в ней трагичность. Как может быть трагической песня, где три раза повторяется фраза «Сказочно повезло»?
— Вероятно, дело в мелодии, потому что в концовке припева «Она не ответит» и «Я больше не верю» сквозит эта обреченность.
— Это оммаж «ДДТ» и Юрию Шевчуку. Звучит она ритмически, именно так, будто «привет» одному из моих любимых музыкантов.
— Мало того, что есть лирическая героиня в песнях, так в центре группы одна женщина, окруженная музыкантами-мужчинами, и другого не дано.
— Так получилось ввиду развития группы. Когда она только создавалась, у нас был «девичник», где играли классические музыканты, которые не хотели отходить от «пюпитров», из-за чего случались расхождения. Например, песня «Зов крови» родилась в один период с песней «Воин вереска», но ее пришлось придержать, потому что классические музыканты с этим материалом не справлялись. Со временем вышло так, что при общей смене состава, когда мы решили отказаться от Гнесинки и консерватории, в группу пришли парни, и с ними оказалось проще работать.
— Вы себя не воспринимаете как диктатора?
— Я монарх. У нас в группе конституционная монархия. (Смеется.) Я точно не диктатор — всегда обсуждаю все с коллегами, принимаю их мнение, но последнее слово всегда мое.
— «Мельнице» 24 года, и помимо нее у вас постоянно происходят сайд-активности: сольный проект «Хелависа» с тремя альбомами, кельтский проект Clann Lir, совместные работы с «Пикником», упомянутой «Эпидемией», Алексеем Горшеневым из «Кукрыниксов» и так далее. Даже стыдно задавать вопрос в духе «Какой период «Мельницы» был, на ваш взгляд, самым удачным?». Но я задам.
— Я не склонный к ностальгии человек. Есть несколько чувств, которые в моей психической конструкции атрофированы — это ревность, зависть и ностальгия. Как показывает жизнь, с этим мне очень повезло. Обычно я говорю, у меня нет мечт, но есть планы. Так что моя любимая эпоха в «Мельнице», как правило, та, в которой я сейчас нахожусь.
Группа «Мельница»: Наталья О'Шей (Хелависа) и Дмитрий Фролов (барабаны, перкуссия) на переднем плане, Сергей Вишняков (гитары, бэк-вокал), Дмитрий Каргин (духовые) и Алексей Кожанов (бас-гитара) — на заднем
При этом я с удовольствием вспоминаю период работы над пластинками «Алхимия» и «Химера». Тогда у нас произошел качественный скачок внутри работы в группе — мы поняли, что можем все делать сами, что нам не нужен сторонний дядечка-продюсер.
— У группы был продюсер?
— Да, на альбоме «Ангелофрения» — Александр Самойлов, который сейчас работает с группой Casual. Есть моменты в сотрудничестве с ним, которыми я довольна. В первую очередь тем, чему он нас научил и благодаря чему мы пошли дальше. Но есть моменты, которые в «Ангелофрении» звучат так, как бы мы сейчас вообще не сделали — они очень синтетические. Отчасти поэтому лично я этот альбом не слушаю.
К слову, мы с ребятами редко слушаем свою музыку. Несколько дней назад обсуждали с Сергеем Вишняковым (гитарист «Мельницы». — РБК Life), что нам нравится из записанного. Сошлись на том, что «Люцифераза» классная и «Новые ботинки» до сих пор приятно включить.
— «Мельница» не спешит экспериментировать с современным звучанием, с тем, что любит молодежь. У вас внутри обычно какие-то странные редкие инструменты, мелодические приемы, вы любите об этом разговаривать, рассуждать, усложнять. Почему так? Можно ведь проще — взять синтезатор, добавить музыкальных гэгов и в продакшен.
— Синтезатор — можно. Например, пианино в «Манускрипте» — это синтезатор, на котором я играю. В «Алхимии», где звучат клавиши, тоже. Есть всякие интересные штуки в электронной музыке, например, сэмплы, которые мы использовали в песне «Оберег» для фильма «Девка-баба» Аглаи Набатниковой. Из инструментов звучат всего два — акустическая гитара и арфа. А остальное — электроника.
Но у живого инструмента свои особенности. Скажем, фидл в песне «Дом без дома» из-за своего средневекового устройства современному уху нашептывает какой-то «лишний» звук. Это добавляет флер песне, который невозможно воссоздать методами игры на синтезаторе. Какие-то вздохи, «подъезды», «атаки» в игре на флейте и вистле у Дмитрия Каргина — все, что может сделать только человек губами и дыханием, достигается только живым инструментом. Крафтовый подход.
— О «Мельнице» и конкретно о вас собраны, кажется, уже все сведения. Если открыть соответствующие страницы в «Википедии», можно преисполниться до конца времен. И все же, давайте проясним здесь. Ваш папа — химик, преподававший в Шотландии, мама — тоже химик. Музыки в этом наборе нет, но папа музыку любит, и вам это передалось. Теперь, если посмотреть в ваших соцсетях на то, как вы водите дочерей по музеям, становится понятно, чей это пример.
— Да, меня в детстве тоже таскали по музеям. Я разглядывала каталоги Дрезденской галереи, например. Это было любимое дело.
— А что еще помните из детства? Если коротко.
— Мое детство было классным. У меня был доступ в лабораторию бабушки в Главном здании МГУ, в мамину лабораторию, разумеется, была наша квартира со всеми чудесными книжками, бивнями слонов, образцами геологических самоцветов, индийскими сувенирами. То есть личная, собственная башня из слоновой кости, местами даже с движущимися фигурками из мастерской Дроссельмейера.
— Похоже, упомянутые геологические самоцветы эволюционировали в увлечение камнями.
— Конечно, я в них очень хорошо разбираюсь. И хорошо торгуюсь ввиду многих лет жизни на Ближнем Востоке. Как это происходит. К примеру, я прихожу на базар в Листвянке на Байкале, начинаю рассматривать прилавок, обращаюсь к продавщице: «Это у вас два аквамарина, лазурит и малахит, так? Сколько вы хотите за это кольцо?» Мне отвечают: «Пять тысяч». Я предлагаю полторы, после чего разворачиваюсь и ухожу. И вот она бежит за мной через полбазара: «Девушка, девушка! У вас карта или наличные?» Так что главное правило — сказать свою цену, развернуться и спокойно уйти.
— Вы рассказывали: «Я выросла в МГУ, окончила его, сделала там PhD, долго там работала. Это место всегда останется моим домом». Получается, вы рок-звезда и преподаватель в одном лице. Физически, по крайней мере, были — учили студентов, в том числе ирландцев в Тринити-колледже в Дублине. Как считаете, после того как вы оставили преподавание, амплуа учителя угасло или все еще тлеет внутри?
— Оно въедается! Бывших педагогов не бывает. (Смеется.) Периодически, когда мне надо уезжать на гастроли, я ловлю себя на мысли, что свой месседж про грибной суп, который надо доесть за два дня, я прогоняю семье очень четким, громким голосом, ровно три раза, чтобы усвоила вся аудитория. Из трех человек.
— А стремление объяснить слушателю, что там на пластинке в этих песнях скрыто, тоже отсюда вытекает?
— На самом деле история обоюдоострая. С одной стороны, мне хочется поделиться творческой кухней. Вот песня «Аврора» — кто-то нашел в ней Пушкина, а на самом деле надо было найти Мусоргского. У первого в «Борисе Годунове» строчка «Месяц светит, котенок плачет», а у Мусоргского — «Месяц едет, котенок плачет». В этом изводе, который Мусоргский создал для либретто своей оперы, сидит тот шизофренический глагол, который мне нужен был в песне. Недавно мой близкий друг Саша Маркеев, оперный певец, радостно сообщил мне, что получил удовольствие от того, что процитирован не Пушкин, а переложение Мусоргского.
С другой стороны, есть опасность, что доверчивый слушатель воспримет эти рассказы как постулат. Лучше, когда слушатели сами находят «котеночков» в тексте, когда выводят свои интерпретации из ноосферы, которые я не закладывала, но которые имеют смысл. Когда разгорается интертекстуальное или интермузыкальное движение, умножая миры, и люди сами размышляют.
Это не про трактовки, а про открытия, полученные в процессе создания песни. В «Авроре» есть рефрен «Когда будет больно — думай обо мне». Это сказала моя старшая дочь Нина, когда я шла бить очередную татуировку на ребрах, рядом с бабочкой-адмиралом, символом и тотемом Нины. Это самое болезненное для игл место на человеческом теле. И вот дочь меня обняла и произнесла эту фразу.
Эти вещи ты записываешь, откладываешь, они могут вариться в тебе по нескольку лет, и периодически ты оттуда их достаешь, одеваешь в красивую оправу и превращаешь в некое прекрасное, независимое от тебя существо.
— Свои песни вы называете не стихами, а текстами. Мне они видятся как шифры. Не кажется ли вам, что эта их особенность неизменно влияет на количество аудитории, которая растет не такими темпами, как могла бы.
— Мне нравятся шифры, я хорошо себя в них чувствую. Видимо, иначе я писать не умею. Зато я получаю огромное удовольствие от того, как люди эти шифры раскрывают. Это кайф. Возможно, из-за этого аудитория не такая большая, но качественная.
В любом случае мы занимаемся этим творчеством для самих себя. Не столько ради денег, хотя на них мы покупаем новые инструменты, оборудуем студию, то есть имеем возможность продолжать работать. Когда публика приходит к нам, это большое счастье: значит, мы куда-то попали, кому-то мы созвучны, нас хотят понять.
Как известно, наука — это способ удовлетворить любопытство за счет государства. Так и музыка — это способ за счет аудитории выступить на сцене с тем, что тебе лично самому в удовольствие делать.
Концерт в «Крокус Сити Холл». 12 мая 2022 года
— У вас был проект, связанный с тем, как дети воспринимают сказки других народов мира. К какому выводу этот проект привел?
— Детям нужно рассказывать любые волшебные сказки. Это строго обязательно, даже самые дикие, из совершенно других регионов, где нет топосов, нам знакомых. В детстве я обожала чукотские сказки — странные, полные чудесных моментов, часто без морали вообще. Это отличный опыт выхода за пределы комфортных зон, который стимулирует образование новых нейронных связей, пополнение ассоциативного ряда.
Я занималась динамическим сторителлингом, который предполагает наблюдение за реакцией детей на рассказ в моменте времени. Что именно вызывает у них живой интерес. Когда я рассказывала им про то, как Кухулин (супергерой из ирландских мифов. — РБК Life) получил свое имя, мне пришлось сделать целое ответвление про древнеирландский хоккей на траве, потому что в рассказе их заинтересовали именно мячик и клюшка.
Поэтому в книге «Сказки, рассказанные в октябре» изложены сказки с тем фокусом, к которому меня, как рассказчицу, привела моя аудитория из детей.
— Группа «Мельница» выросла на аудитории реконструкторов, и этот период оставил на группе след, который до сих пор бледно заметен.
— Это присутствует и ощущается странно, потому что в реконструкторском движении из всего состава группы принимала участие только я. Да и путаница между ролевиками и реконструкторами перманентно бесит. В тот момент для подобной музыки не было площадок и существовало только два варианта: вписаться в фестиваль ирландской музыки либо в реконструкторские фестивали. Этим мы и пользовались. Поэтому реконструкторской тусовке я очень благодарна за возможность выступать, играть, договариваться о новых площадках.
— И первый крупный концерт случился с «Дикими травами» в 2009 году?
— До этого была «Горбушка», CDK МАИ (Live Music Hall), где мы представляли «Перевал». Презентация «Зова крови» проходила на малой спортивной арене «Лужников», где лед не снимали, — мы стояли на сцене, стуча зубами. При презентации «Диких трав» в «Олимпийском» тоже было много косяков. На записи концерта видно, что на переднике сцены лежит чехол от арфы, который почему-то забыли убрать.
Схема, при которой для презентации альбома снимается сумасшедшая площадка, тогда была модной. Но это очень тяжело — случалось так, что отрепетированная программа на сцене просто не работала. Потому что «пристрелочный» тур необходим. Например, сейчас мы начали тур «Символа солнца» с Казани, и к московской презентации у нас пройдет девять концертов с новой программой, которая к этому моменту будет катиться как нужно. Она отработана, в нее внесены изменения, которые невозможно было предугадать на репетициях.
— А за современной инди-музыкой российской следите?
— Специально я не ищу себе нового материала в плейлист, но когда мне прилетает какая-нибудь музыка, я с удовольствием знакомлюсь. Сейчас, например, слушаю новый альбом Rolling Stones «Hackney Diamonds», очень классный.
Но разная информация, конечно, поступает, как я говорю, в паучью сеть. Недавно один мой товарищ прислал мне песню роботов на шахте из саундтрека какой-то игры и уговорил посмотреть «Кибердеревню», где звучит «Плутонушка» от ALBATROSS. Она абсолютно звездная. Теперь я хочу поставить эту песню себе на звонок.
— Не было желания сделать что-то такое же ироничное и постмодерновое?
— Я бы с удовольствием. Мы пытались сделать заход на Скриптонита, который мне очень нравился в тот момент, но застали его не в настроении. Коллаборация «Мельницы» и качественного хорошего хип-хопа была бы интересным опытом.
Группа «Мельница»
— И вопрос про музыкальное влияние: что предпочтительнее — формировать поток или находиться в потоке?
— С точки зрения господства над миром (смеется), конечно же, формировать. Всегда хорошо быть инфлюенсером в исконном значении этого слова. Находиться в потоке — тоже отлично, но я не знаю, как это делается. Поэтому будем стремиться к господству над миром. Как в моем любимом рассказе Генри Каттнера, когда прилетают с Марса маленькие пушистые существа с белыми ушками и заявляют: «Этот мир наш. Можно нам еще молока?»
