Лия Ахеджакова и Варвара Шмыкова стали голосами спектакля про эмиграцию
. В основу проекта легли культовые мемуары Ирины Одоевцевой
Лия Ахеджакова и Варвара Шмыкова сыграли в аудиоспектакле «На чужих берегах». Эксклюзивный проект посвящен 100-летию первой волны русской эмиграции, сообщили РБК Life в пресс-службе книжного сервиса «ЛитРес».
Режиссером проекта выступил режиссер Александр Плотников. Записала проект режиссерско-продюсерская группа Emotions Dealer. В основу аудиоспектакля легли культовые мемуары русской поэтессы Серебряного века Ирины Одоевцевой «На берегах Сены». В эмиграции она познакомилась с другими литераторами: Есениным, Бальмонтом, Северянином — знала практически всех поэтов той эпохи лично.
Главный голос истории принадлежит Лии Ахеджаковой, другие роли озвучили Федор Лавров, Варвавра Шмыкова, Егор Корешков, Полина Повтарь, Мариетта Цигаль-Полищук, Аскар Нигампедзянов, Алексей Мартынов, Богдан Кибалюк, Иван Фоминов, Андрей Максимов, Наталья Горбас, Кирилл Манаков, Сергей Шайдаков, Ильдапр Шарипов и Павел Макеев.
Предлагаем вам прочесть небольшой отрывок из аудиоспектакля:
РАССКАЗЧИЦА. Георгий Викторович, хотите, чтобы я про вас написала?
АДАМОВИЧ. Хочу, конечно, вы ведь пишете доброжелательно. Пожалуй, даже слишком. Все всегда у вас лучше, чем были. Немного такие, как их задумал Бог. Но неужели вам не хочется рассказать про них и дурное?
РАССКАЗЧИЦА. Не хочется. Я ведь никогда не привираю. Я только иногда не все говорю, что знаю.
АДАМОВИЧ. Я бы на вашем месте написал дополнение. Чтобы его напечатали через двадцать пять лет после вашей смерти, и в нем все, без утайки, рассказал всё про всех.
РАССКАЗЧИЦА. Ну нет. Никогда. Это было бы злое дело. Ведь дурное всегда гораздо ярче запоминается, и это значило бы заклеймить и опозорить всех поэтов и писателей. Ведь за каждым что-нибудь да числится.
АДАМОВИЧ. А вам, наверное, кажется, что вы меня насквозь видите, до конца знаете? Так ведь?
РАССКАЗЧИЦА. Нет, совсем не кажется. Очень приблизительно вижу и знаю. Но все же, пожалуй, лучше, чем другие.
АДАМОВИЧ. Никто никого не знает. А меня действительно особенно трудно узнать. Ведь и я сам себя не знаю и часто удивляюсь своим поступкам. И даже словам. Не торопитесь писать обо мне. О живых писать трудно. Неблагодарное это дело. И не слишком покрывайте меня сахарной глазурью. Я не был тем, кем мечтал быть в молодости. И сейчас не такой, как хотел бы. А меняться поздно.
КОММЕНТАТОР.
Царь небес! Успокой
Дух болезненный мой,
Заблуждений земли
Мне забвенье пошли,
И на строгий твой рай
Силы сердцу подай.
Это короткое стихотворение Евгения Боратынского Георгий Адамович обсуждает в завершение своей статьи «Невозможность поэзии». Преклоняя колени перед великим предшественником, он пишет: «Обычно о стихах, которые очень нравятся, говорят: «удивительно», «изумительно». Ничего «изумительного» в этих стихах нет! Но мало найдется во всей русской литературе стихов чище, тверже, драгоценнее, свободнее от поэтического жульничества: это именно возвращение на алтарь того, что человек получил свыше, ясное отражение «образа и подобия»…»
Адамович — может быть, не первый поэт эмиграции (этот титул закрепился за Георгием Ивановым), но уж точно, по всеобщему признанию, ее первый критик — как никто другой любил и умел думать о поэзии. «Есть паузы, — писал он, — есть молчание, которое выразительнее всего, что поэт в силах сказать». Порой могло показаться, что сами стихи, а именно их живая и прихотливая ткань занимает его несравнимо меньше, чем просвечивающий сквозь нее образ иного, таинственного и неизреченного бытия. «Какие должны быть стихи? Чтобы, как аэроплан, тянулись, тянулись по земле, и вдруг взлетали... не высоко, со всей тяжестью груза. Чтобы все было понятно, и только в щели смысла врывался пронизывающий ветерок».
