«В финале тьма рассеется». Интервью с авторами «Мир! Дружба! Жвачка!»
. Креативные продюсеры и авторы сценария рассказали о новом сезоне сериала
4 мая в онлайн-кинотеатре PREMIER выходит продолжение сериала производства Good Story Media — «Мир! Дружба! Жвачка!» — о ностальгии по 1990-м, любви и взрослении в этот нелегкий для страны период. Креативные продюсеры и авторы сценария Петр Внуков и Саша Белов рассказали, каким будет третий сезон. Также создатели сериала раскрыли, как именно изменится ставший народным любимцем Алик (в исполнении актера Юры Борисова) и почему по сценарию он должен был погибнуть еще в первом сезоне.
П.В. — Петр Внуков
С.Б. — Саша Белов
— Когда сериал «Мир! Дружба! Жвачка!» только появился, он сразу стал хитом. Но планировали ли вы уже тогда снять три сезона?
С.Б.: Нет. Не думали, что история продлится три сезона, абсолютно точно. Мы просто делали какую-то радующую нас штуку и совершенно не были уверены, что она будет интересна кому-то еще, кроме нас.
П.В.: Когда Антон Щукин (генеральный продюсер проекта и сооснователь Good Story Media) прочитал первый сезон, он сказал, что у нас получилась семейная сага. А у таких проектов всегда есть потенциал для нескольких сезонов. Но скольких — мы не знали точно. Каждый сезон мы всегда писали как последний.
— Во втором сезоне герои сталкивались с юношескими проблемами, а их родители — с финансовыми пирамидами. С чем подростки и взрослые встретятся в третьем сезоне?
П.В.: Если смотреть поверхностно, то герои встречаются с проблемой распространения наркотиков. Но на самом деле мысль глубже: наши герои в третьем сезоне встретятся с внешними обстоятельствами, угрозой, на которую они не могут никак повлиять, с новым видом зла.
С.Б.: Мы и в прошлых сезонах прикасались к проблеме наркотиков. Наши герои, и Санька, и Алик, по-разному проходили через это испытание. Но в третьем сезоне это угроза уже не для отдельных людей, а для всего города, для общества. Вообще, третий сезон про страх: страх перед будущим, страх перед возможностью потерять все, страх перед жуткой неопределенностью. Именно наркотики олицетворяют эти страхи одновременно. Мне все детство было страшно оказаться в плену у них, я изо всех сил старался уворачиваться от любых соблазнов. Я видел происходящее вокруг меня — с моими одноклассниками, ровесниками, и это было бесконечно страшно.
П.В.: Да, в новом сезоне «МДЖ» наркотики — это скорее метафора зла. Очень понятная в 1990-е.
С.Б.: В первых сезонах у нас было зло, которое прикрывается добрыми делами: сейчас немножко нарушу правила и законы, чтобы в будущем все было хорошо. А в третьем это безумие, зашкаливающая жестокость и наглость нашего нового злодея — антагониста Васи (в исполнении Евгения Ткачука. — РБК Life) — и его банды. Для них наркотики — лишь способ завладеть городом и получить власть.
— По сравнению с двумя предыдущими сезонами «МДЖ» третий самый мрачный. Рассеется ли тьма в конце?
П.В.: Мы сами очень надеемся на это.
С.Б.: Авторы не могут уберечь свою историю от собственных эмоций, и то, что с ними происходит в реальной жизни, что их окружает, обязательно просачивается в произведение. Но мы, как авторы, можем повлиять на финал нашей истории и таким образом как-то попытаться изменить реальность — по крайней мере, вступить с ней в диалог. И конечно, нам бы хотелось, чтобы в конце свет победил тьму.
П.В.: Мы, когда пишем, сами не знаем, чем закончится история, но верим, что тьма в финале рассеется. Классно, что в нашей истории победа над злом произойдет не в результате физического противостояния, не в точке насилия, а в точке осмысления или осознания зла…
С.Б.: Понимания зла.
П.В.: Да, понимания. Как будто осознание зла, его принятие обезоруживает зло.
— Как вы для себя обозначаете причину появления этого зла в сериале?
П.В.: Глубочайшая травма сознания, которая рождает насилие в действиях.
С.Б.: Да, это история ужасной боли и родившейся из этого обиды, которую ты (зло) начинаешь транслировать на весь окружающий мир.
— Считаете ли, что 1990-е нанесли психологическую травму всему народу России? И мы только теперь пытаемся рефлексировать, в том числе с помощью таких проектов, как «МДЖ»?
С.Б.: Помню, когда сериал только вышел, мои знакомые и коллеги писали в соцсетях: «Смотрите, такая классная вещь про нас, про нашу молодость». И многие отвечали, что, хотя прошло 30 лет, они пока не готовы погрузиться в воспоминания о 1990-х, им больно. Многим страшно заглядывать туда, как будто это наш шрам общий, народный.
П.В.: Но мы туда заглядываем.
С.Б.: Мы чуть более бесстрашные. Или все еще носим розовые очки.
П.В.: Или мы свою болячку расковыриваем.
С.Б.: Тоже верно.
— Какой процент ваших личных историй использован в сюжете сериала?
С.Б.: 73,8%.
П.В.: В «МДЖ» очень много фактуры из настоящей жизни. Суп из вороны — реальная история. Разбитая машина, суровый дед — это все личные истории.
С.Б.: Там не только какие-то конкретные ситуации, сюжетные повороты, но и сами персонажи, само настроение — это наш общий котел воспоминаний. Вот Надежда — это наша общая мама, а Вовка — наш общий дворовый друг. Все составляющие сериала, как Юра Борисов говорил, узоры на ковре, они определили нас как сообщество.
— После второго сезона Алик стал настоящим народным любимцем. Планировали изначально сделать его главным героем или в центре истории должен был быть Санька?
П.В.: Может, откроем тайну?
С.Б.: Какую тайну-то?
П.В.: Что мы планировали его в первом сезоне убить и не воскрешать.
С.Б.: Нет, это неправда!
П.В.: Как неправда? Чистая правда!
С.Б.: Мы написали сцену, как он выбирается из машины!
П.В.: Да, написали после просьбы Александра Дулерайна (бывший генеральный продюсер телеканала ТНТ. — РБК Life). Он же спросил: «Как? Вы собираетесь убить самого крутого чувака, который дает надежду».
С.Б.: Это было еще до съемок, правильно?
П.В.: Конечно! И потом нам пришлось придумывать, как спасти Алика. Мы же изначально были более пессимистичными авторами: Алика расстреляли. Но потом мы придумали логичное объяснение его спасению. На самом деле Алик очень важен в «МДЖ»: это человек, который всегда за тебя, за зрителя, он дает уверенность и надежду.
С.Б.: Я не считаю, что он главный герой. Я прекрасно понимаю, что он народный любимец — это да. Но Алик — это такая отцовская фигура, которая нужна детям, и нашему внутреннему ребенку в том числе. Сталкиваясь с проблемами, мы очень хотим, чтобы кто-то пришел, укрыл нас и сказал: «Все будет хорошо. Иди жуй жёвку, пей газировку, я обо всем позабочусь». И Алик такую возможность нам всем, как зрителям, дает. Такая поддержка нужна, но она же и очень мешает.
— Не дает повзрослеть?
С.Б.: Да, она не дает повзрослеть. Возможно, поэтому в третьем сезоне Алик немного другой, он дает остальным героям самостоятельно решать проблемы. Нам всем, и мне в том числе, необходимо понять: ты сам себе Алик.
П.В.: По правде, главный герой — Санька. У него нет рецептов, нет сил, опыта пока, чтобы противостоять сложным взрослым проблемам. Но в третьем сезоне он берет ответственность на себя.
— Алика часто сравнивают с Данилой Багровым из фильма «Брат». В чем правда Алика?
С.Б.: Ответ на этот вопрос будет в третьем сезоне.
П.В.: Вообще, мы не хотели сравнивать Алика и Данилу Багрова, мы не находимся в опровержении или диалоге с персонажем Балабанова… Или находимся?
С.Б.: Вынужденно. Так получилось — во многом из-за решения зрителей и параллелей, которые они проводили, Алик и оказался в диалоге с ним. Невозможно отрицать этот бесконечный контекст, времени действия сюжета в том числе, поэтому, что бы мы ни делали, все равно так или иначе вступаем в этот диалог.
— Почему с каждым новым сезоном история становится мрачнее? Это напрямую связано со взрослением героев?
С.Б.: В том времени — в 1990-х — мы, создатели сериала, были подростками. И поэтому у нас своя оптика. При том уровне жести, который происходил, мы все равно видели все в светлых тонах.
П.В.: История 1990-х глазами подростков. Но чем дальше, тем мрачнее.
С.Б.: Мне кажется, я до сих пор все еще вижу светлое настроение у сериала. Наши герои взрослеют, но чистота, искренность, наивность остаются. Это история о классных людях, в какое бы время они ни жили.
— Что из того времени вам бы хотелось вернуть, как пытались это запечатлеть в сериале?
П.В.: У меня вчера сыну исполнилось десять лет, мы играли в футбол всей семьей. И я вспомнил свои десять лет, когда мы тоже семьей играли в футбол. Мне тогда еще подарили 10 руб., мячик футбольный. Я испытывал счастье от единства: все играют, болеют. И у сына вчера было такое же ощущение. А я кайфовал оттого, что уже в новом качестве испытываю те же чувства. История повторяется.
С.Б.: Помню, играешь во дворе весь день и вдруг осознаешь, что уже шесть часов и надо срочно бежать домой, потому что «Утиные истории» нельзя пропускать. Еще вспомнил: буквально на днях пересматривал сериал «Твин Пикс». Я вернулся в то время, когда мы всей семьей садились на диван, кто-то — на пол, и вместе смотрели телевизор. Сериал завораживал. Ты боялся смотреть, но потом снова возвращался за этими ощущениями. Мы все гадали, кто же убил Лору Палмер.
П.В.: Я очень тупо узнал, кто убийца. Я тогда уехал на соревнования по футболу, там не было телевизора. И просто какой-то парень пришел и сказал: «А вот этот вот убийца».
С.Б.: Помню, я еще плохо засыпал, а когда начались лекции Кашпировского, я просто вырубался под его голос.
П.В.: А у меня бородавка прошла от него.
— Второй и третий сезоны «МДЖ» снимал новый режиссер — Антон Федоров. Почему приняли решение отказаться от сотрудничества с Ильей Аксеновым, снимавшим первый сезон?
С.Б.: Мы не отказывались, так обстоятельства сложились. Они оба классные, хоть и разные. У Ильи сильное кавээновское прошлое, у него беззаботный взгляд на мир. Он более легкий, открытый. У Антона взгляд взрослее, у него просто больше жизненного опыта, двое детей есть, это сильно омрачает взгляд на мир. (Смеется.)
П.В.: Да, Илья более открытый, энергичный. У Антона больше рефлексии, и если первый сезон по динамике был бодрее, то второй получился поэтичнее. Оба режиссера внесли большой вклад в сериал. Илья придумал работать над созданием саундтрека с группой Mujuice, а Антон обогатил своим музыкальным видением, добавил каверы на песни Цоя.
— Ждать ли зрителям четвертый сезон «МДЖ»?
С.Б.: У меня вопрос к вам как к зрителю: хотелось бы увидеть четвертый сезон?
— Ну да, показали 1996 год, логично было бы довести историю до конца 1990-х.
С.Б.: Но мы, то ли к счастью, то ли к несчастью, не руководствуемся логикой. Мы чувствуем, что хочется рассказать что-то, — тогда пишем.
П.В.: В каждый сезон мы закладываем высказывание, созвучное и тому времени, и сегодняшнему дню. Пока мы для себя еще новое высказывание не сформулировали.
